Ликбез: революция и государственный переворот. Разница между переворотом и революцией Как построить новый мир

Принято думать, что люди массово выходят на демонстрации и начинают делать революцию тогда, когда им уже некуда деваться от голода и нищеты...

Но на самом деле это не так.

В СССР при Международном отделе ЦК КПСС существовал специальный институт, который расплывчато назывался "Институт общественных наук". Этот институт занимался подготовкой профессиональных иностранных революционеров, обучал коммунистов других стран управлять толпой, управлять слухами, политическими настроениями.

На основе десятилетий практический и теоретической работы сотрудников этого института разработан курс "Психология стихийного массового поведения", который читается в МГУ и Росс.академии гос.службы при Президенте РФ.

В середине 1990-ых одного из авторов этого курса профессора А.П.Назаретяна слушатели академии, мэры и губернаторы часто спрашивали одно и то же: "Акоп Погосович, народ у нас сейчас нищий, бедствует, живет впроголодь. Когда ожидать массовых выступлений, демонстраций? Или может быть даже будет революция, как в 1917-ом?"

На что Акоп Погосович Назаретян отвечал:

"Не будет ни выступлений, ни революции. Сейчас народ не настолько изнежен и богат, чтобы делать революцию. Для революции нужно совсем другое настроение".

И, действительно, никакой революции в России в 1990-ых не было.

Так какое же нужно настроение для того, чтобы человек стал мечтать о революции?

Анализируя предпосылки революционных ситуаций в различных странах и эпохах американский психолог Дж.Девис сопоставил две версии - версию К.Маркса и версию французского историка А. де Токвилля.

Согласно первой версии, революция происходит вследствие невыносимого обнищания народа. Автор второй версии указывает на тот факт, что революции всегда предшествует улучшение качества жизни (экономический рост, расширение политических свобод).

Например, перед революцией 1789 года уровень жизни французских крестьян и ремесленников был самым высоким в Европе. А первая антиколониальная революция - война США за независимость - произошла в самой богатой и хорошо управляемой колонии мира.

Американский психолог Девис показал, что правы оба - и К.Маркс, и А. де Токвилль. Оказалось, что революционному кризису, действительно предшествует длительный период экономического подъема. В этот период у населения появляется больше финансовых возможностей, прав и свобод, и что главное, идет РОСТ ОЖИДАНИЙ дальнейшего благополучия.

Однако, рано или поздно, на фоне этого роста ожиданий происходит НЕБОЛЬШОЙ экономический спад, вызванный объективными причинами: неудачная война, исчерпание ресурсов, рост населения и т.д.

В этот момент быстро усиливается разрыв между ОЖИДАНИЯМИ и РЕАЛЬНОСТЬЮ , и этот разрыв оценивается людьми, как КАТАСТРОФА , как крушение устоев, как невероятное ущемление элементарных прав, жизненных потребностей и т.п.

Именно это расхождение между ожиданием и возможностями порождает массовые недовольства, приводит к кризису и революционной ситуации.

За последние 150 лет такая ситуация случалась в России трижды.

На протяжении первой половины XIX века экономический уровень жизни, объем свобод русского крестьянства стабильно возрастали. Поэтому, если в начала XIX века крестьяне и не помышляли об изменении статуса крепостных, то к середине XIX века это положение их уже не удовлетворяло.

Когда в 1853 году началась Крымская война, по губерниям прошел слух, будто ее участники получат вольную грамоту. Это привело к массовым просьбам посылки на фронт. Однако война завершилась неудачно, а слух о вольной оказался ложью.

Разрыв между ожиданием и реальностью оказался велик, и возникла революционная ситуация - массовые беспорядки и поджоги боярских усадеб. Власть нашла в себе силы пойти на реформы - в 1861 году было отменено крепостное право, что спасло страну от революции.

К началу XX века Россия была наиболее динамично развивающаяся страна мира, своеобразным экономическим чудом, ВВП быстро прирастал, шел процесс модернизации промышленности и рост предпринимательской активности.

Однако проигранная в 1905 г. война с Японией, неудачный ход мировой войны 1914-1917гг привели к неожиданным трудностям в экономике и вызвали массовое разочарование.

Массовое недовольство порождает острое эмоциональное состояние драматического невыносимого кризиса.

Формальным толчком к революции стали трудности с хлебопоставками. Причем запустил весь процесс даже не факт отсутствия хлеба, а только сами слухи о том, что в Петербурге могут ограничить выдачу хлеба в несколько раз.

Несвоевременный подвоз продуктов в магазин стал оцениваться, как "голод", а попытка властей восстановить порядок на улицах - как "невыносимые репрессии". Все это и привело к революции.

И, конечно, ни этот "голод", ни "репрессии" не были объективными. Разве то, что было в феврале 1917 года в Петербурге - это ГОЛОД ?

Позже, через 25 лет, в 1941-1942гг. город на Неве испытает настоящий ГОЛОД , и даже дойдет до людоедства, но разве в момент блокады будет хоть малейший намек на восстание против советской власти? Хотя внешне все очень похоже - тот же город, те же немцы, похожая война, но психологически все наоборот.

Революция и кризис - это результат расхождения между ожидаемым и действительным, между тем, что запланировал, и тем, что есть.

На фоне успешного роста вдруг в какой-то момент удовлетворение потребностей несколько снижается (часто в результате бурного демографического роста, или неудачной войны, которая мыслилась как "маленькая и победоносная"), а ожидания по инерции продолжают расти. Разрыв порождает фрустрацию, положение кажется людям невыносимым и унизительным, они ищут виновных - и агрессия, не находящая выхода вовне, обращается внутрь системы, эмоциональный резонанс провоцирует массовые беспорядки...

А вот если люди живут стабильно плохо (с точки зрения внешнего наблюдателя), они не испытывают болезненной неудовлетворенности, не имеют завышенных ожиданий, и поэтому вероятность внутренних взрывов (революций) крайне мала.

Развал СССР происходил по такому же сценарию. В то время жители большинства нац.окраин жили богаче, чем жители РСФСР - такова, как говорится, была политика партии: в Прибалтику жители СССР ехали, чтобы посмотреть, "как живут в Европе"; в Алма-Ату летели для того, чтобы покататься на горных лыжах, а в Грузию - полежать на пляжах на берегу красивого моря.

Уровень жизни (а значит и ожидания) людей, проживающих в нац.республиках СССР был значительно выше, чем у жителей российской глубинки. Поэтому падение цен на нефть, дефицит и введение талонов на продукты питания резко усилило в нац.окраинах революционные настроения.

В результате первыми из СССР вышли самые богатые республики - Литва и Грузия, Эстония и Латвия. Именно жители этих республик субъективно себя ощущали наиболее пострадавшими от экономического кризиса, в которое тогда попал Союз ССР. И только после этого революционный процесс захватил и другие республики.

Итак, главный источник революционных настроений - болезненная неудовлетворенность от несбывшихся ожиданий.

Случай с Огюстом Контом самый простой. Он с самого на­чала радовался разрушению представительных и либеральных институтов, которые, по его мнению, были связаны с деятель­ностью критического и анархиствующего метафизического ра­зума, а также со своеобразной эволюцией Великобритании.

Конт в своих юношеских работах сравнивает развитие по­литической ситуации во Франции и в Англии. В Англии, думал он, аристократия сливалась с буржуазией и даже с простым народом, чтобы постепенно уменьшить влияние и власть мо­нархии. Политическая эволюция Франции была совершенно иной. Здесь, наоборот, монархия сливалась с коммунами и с буржуазией, чтобы уменьшить влияние и власть аристократии.

Парламентский режим в Англии, по мнению Конта, не представлял собой ничего иного, кроме формы господства аристократии. Английский парламент был институтом, с по­мощью которого аристократия правила в Англии, так же как она правила в Венеции.

Следовательно, парламентаризм, по Конту, не политиче­ский институт универсального предназначения, а простая слу­чайность английской истории. Требовать введения во Франции представительных институтов, импортированных с другого бе­рега Ла-Манша, - значит совершать грубую историческую ошибку, поскольку здесь отсутствуют важнейшие условия для парламентаризма. Кроме того, это значит допускать и полити­ческую ошибку, чреватую пагубными последствиями, - а именно желать совместить парламент и монархию, - посколь­ку именно монархия, как высшее проявление прежнего режи­ма, была врагом Французской революции,

Словом, сочетание монархии и парламента, идеал Учреди­тельного собрания, представляется Конту невозможным, ибо зиждется на двух принципиальных ошибках, из которых одна касается характера представительных институтов вообще, а вторая - истории Франции. Сверх того Конт склоняется к

идее централизации, которая ему кажется закономерной для истории Франции. В этом отношении он заходит столь далеко, что считает различение законов и декретов напрасным ухищ­рением легистов-метафизиков.

В соответствии с такой интерпретацией истории он, стало быть, испытывает удовлетворение в связи с упразднением французского парламента в пользу того, что он называет вре­менной диктатурой, и приветствует действия Наполеона III, решительно покончившего с тем, что Маркс назовет парламен­тским кретинизмом 1 .

Фрагмент из «Курса позитивной философии» характеризует политическую и историческую точку зрения Конта на этот счет:

«Исходя из нашей исторической теории, в силу предшеству­ющего полного сосредоточения различных элементов прежне­го режима вокруг королевской власти, ясно, что основное уси­лие Французской революции, направленное на то, чтобы уйти безвозвратно от античной организации, должно было непре­менно принести к непосредственной борьбе народа с королев­ской властью, перевесом которой с конца второй современной фазы отличалась лишь такая система. Однако, хотя политиче­ское предназначение этой предварительной эпохи в действи­тельности оказалось вовсе не постепенной подготовкой устра­нения королевской власти (о чем вначале не могли помыслить и самые отважные новаторы), примечательно, что конституцион­ная метафизика страстно желала в то время, наоборот, нера­сторжимого союза монархического принципа с властью наро­да, как и подобного союза католического государственного уст­ройства с духовной эмансипацией. Поэтому непоследователь­ные спекуляции не заслуживали бы сегодня никакого философского внимания, если бы в них не следовало видеть первое непосредственное обнаружение общего заблуждения, которое еще, к сожалению, способствует полному сокрытию истинного характера современной реорганизации, сводя такое фундаментальное возрождение к тщетному всеобъемлющему подражанию переходному государственному устройству, свой­ственному Англии.

Такова в самом деле была политическая утопия главных вождей Учредительного собрания, и они, несомненно, добива­лись ее непосредственного осуществления; равным образом она несла в себе тогда радикальное противоречие с отличи­тельными тенденциями французского общества.

Таким образом, именно здесь естественное место непос­редственного применения нашей исторической теории, помо­гающей быстро оценить эту опасную иллюзию. Хотя сама по себе она была слишком примитивной, чтобы требовать какого-то специального анализа, серьезность ее последствий обязы-

вает меня сообщить читателям основы исследования, которое они смогут, впрочем, без труда спонтанно продолжить в русле объяснений, типичных для двух предыдущих глав.

Отсутствие какой бы то ни было здравой политической фи­лософии облегчает понимание того, какое эмпирическое ме­роприятие естественным образом предопределило это заблуж­дение, которое, конечно, не могло не стать в высшей степени неизбежным, поскольку оно смогло полностью прельстить ум даже великого Монтескье» (Cours de philosophie positive, t. VI, p. 190 2).

Этот отрывок поднимает несколько важных вопросов: вер­но ли, что тогдашние условия во Франции исключали сохране­ние монархии? Прав ли Конт, полагая, что институт, связанный с определенной системой мышления, не может выжить в ус­ловиях иной системы мышления?

Конечно, позитивист прав, считая, что французская монар­хия была традиционно связана с католической интеллектуаль­ной и общественной системой, с феодальной и теологической системой, но либерал ответил бы, что созвучный определенной системе мышления институт может, трансформируясь, уцелеть и исполнять свои функции и в иной исторической системе.

Прав ли Конт, сводя институты британского образца к свое­образию правительства переходного периода? Прав ли он, рассматривая представительные институты как нерасторжимо связанные с господством торговой аристократии?

Руководствуясь этой общей теорией, наш выпускник Поли­технической школы без огорчения полагал, будто светский диктатор положит конец тщетному подражанию английским институтам и мнимому господству болтливых метафизиков из парламента. В «Системе позитивной политики» он выразил удовлетворение по этому поводу и дошел даже до того, что написал во введении ко второму тому письмо к русскому ца­рю, где выразил надежду, что сего диктатора (которого он на­звал эмпириком) можно обучить позитивной философии и та­ким образом решительно способствовать фундаментальной ре­организации европейского общества.

Обращение к царю вызвало некоторое волнение среди по­зитивистов. И в третьем томе тон Конта несколько изменился по причине временного заблуждения, которому поддался свет­ский диктатор (я хочу сказать - в связи с Крымской войной, ответственность за которую Конт, похоже, возложил на Россию). В самом деле, эпоха великих войн в историческом плане завершилась, и Конт поздравил светского диктатора Франции с тем, что тот с достоинством положил конец временному за­блуждению светского диктатора России.

Такой способ рассмотрения парламентских институтов - если я отважусь пользоваться языком Конта - объясняется исключительно особым характером великого учителя позити­визма. Эта враждебность по отношению к парламентским инс­титутам, принимаемым за метафизические или британские, жива еще и сегодня 3 . Заметим, впрочем, что Конт не желал полного устранения представительства, но ему казалось доста­точным, чтобы Собрание созывалось раз в три года для утверждения бюджета.

Исторические и политические суждения, по-моему, выте­кают из основной общесоциологической позиции. Ведь социо­логия в том виде, как ее представлял себе Конт и как ее к то­му же применял Дюркгейм, главными считала социальные, а не политические феномены - даже подчиняла вторые первым, что могло привести к умалению роли политического ре­жима в пользу основной, социальной реальности. Дюркгейм разделял равнодушие, не свободное от агрессивности или пре­зрения, в отношении парламентских институтов, свойственное творцу термина «социология». Увлеченный социальной пробле­матикой, вопросами морали и преобразования профессиональ­ных организаций, он взирал на то, что происходит в парламен­те, как на нечто второстепенное, если не смехотворное,

В ноябре 2017 года будет сто лет, как в России произошло событие, которое стали называть октябрьской революцией. Некоторые утверждают, что это был государственный переворот. Дискуссии по этому поводу продолжаются и поныне. Эта статья призвана помочь разобраться в проблеме.

Если происходит переворот

Век прошедший был богат на события, которые происходили в некоторых слабо развитых странах и назывались переворотами. Они имели место преимущественно в африканских и латиноамериканских странах. При этом силовым путем захватывались основные государственные органы. Действующие руководители государства от власти отстранялись. Их могли устранить физически или арестовать. Некоторые успевали скрыться в эмиграции. Смена власти происходила быстро.

Предусмотренные для этого законные процедуры игнорировались. Затем новый самоназначенный руководитель государства обращался к народу с разъяснением высоких целей переворота. В считанные дни происходила смена руководства государственных органов. Жизнь в стране продолжалась, но уже с новым ее руководством. Подобные перевороты собой ничего нового не представляют. Их суть – в отстранении от власти тех, кто нею наделен , при неизменности самих институтов власти. Такими были многочисленные дворцовые перевороты в монархиях, главными инструментами которых были заговоры узкого числа лиц.

Нередко перевороты происходили с участием вооруженных сил и силовых структур. Они именовались военными, если перемен власти требовала армия, выступавшая движущей силой изменений. При этом заговорщиками могли являться некоторые высокопоставленные офицеры, поддерживаемые небольшой частью военных. Подобные перевороты получили название путчей, а офицеров, захвативших власть хунтой. Обычно хунта устанавливает режим военной диктатуры. Порой руководитель хунты оставляет за собой функции руководства вооруженными силами, а ее члены занимают ключевые позиции в государстве.

Некоторые перевороты в дальнейшем приводили к кардинальному изменению социально-экономического уклада в стране и по своим масштабам принимали революционный характер. Произошедшие в минувшем веке события в некоторых государствах, которые назвали переворотами, могут иметь свои особенности. Так, для участия в них могут привлекаться политические партии и общественные организации. А сам переворот может быть средством узурпации власти ее исполнительной ветвью, которая берет на себя все властные полномочия, в том числе и представительных органов.

Многие политологи полагают, что успешные государственные перевороты являются прерогативой экономически отсталых и политически независимых стран. Этому способствует высокий уровень централизации управления государством.

Как построить новый мир

Иногда общество оказывается в ситуации, когда для его развития необходимо осуществить коренные изменения в нем и порвать с тем состоянием, которое существует. Главное здесь — качественный скачок, позволяющий обеспечить прогресс. Речь идет о фундаментальных изменениях, а не о тех, где меняются только политические фигуры. Такие радикальные изменения, затрагивающие коренные устои государства и общества принято называть революцией.

Революции могут приводить к смене одного уклада экономики и социальной жизни другими. Так, в результате буржуазных революций феодальный уклад менялся на капиталистический. Социалистические революции капиталистический уклад меняли на социалистический. Национально-освободительные революции освобождали народы от колониальной зависимости и способствовали созданию независимых национальных государств. Революции политические позволяют перейти от тоталитарных и авторитарных политических режимов к демократическим и пр. Характерно, что революции осуществляются в условиях, когда правовая система свергаемого режима не соответствует требованиям революционных преобразований.

Ученые, исследующие революционные процессы, отмечают несколько причин появления революций.

• Часть правящих плит начинают считать, что руководитель государства и его окружение обладают значительно большими полномочиями и возможностями, чем представители других элитарных групп. В результате недовольные могут стимулировать возмущение общества и поднять его на борьбу с режимом.
• Из-за уменьшения поступления средств в распоряжение государства и элит ужесточается налогообложение. Снижается денежное содержание чиновничества и военных. На этой основе возникает недовольство и выступления этих категорий работников государства.
• Растет возмущение людей, которое поддерживается элитами и не всегда вызывается бедностью или социальной несправедливостью. Это следствие утраты положення в обществе. Недовольство людей перерастает в мятеж.
• Формируется идеология, отражающая требования и настроения всех слоев общества. Не зависимо от ее форм, она поднимает людей на борьбу с несправедливостью и неравенством. Она служит идейной основой консолидации и мобилизации выступающих против этого режима граждан.
• Международная поддержка, когда иностранные государства отказываются от поддержки правящей элиты и начинают сотрудничество с оппозиционерами.

В чем отличия

1. Переворот в государстве — это силовая замена его руководства, проводимая группой лиц, организовавших заговор против него.
2. Революция является мощным многоплановым процессом радикальных преобразований в жизни общества. В результате него разрушается существующий общественный строй и рождается новый.
3. Организаторы переворота ставят целью свержение руководителей государства, которое происходит быстро. Обычно у переворота нет существенной народной поддержки. Революция предполагает глубинное изменение действующей системы государственного управления и общественного строя. Революционный процесс проходит долго, с постепенным нарастанием протестных настроений и расширением участия масс. Нередко его возглавляет политическая партия, не имеющая возможности получить власть легальным путем. Это часто заканчивается кровопролитием и гражданской войной.
4. У переворота обычно нет идеологии, которой руководствуются его участники. Революция осуществляется под влиянием классовой идеологии, изменяющей сознание значительной части людей.

В год столетия революции самое время поговорить о том, что же такое революция. Речь идет о социально-политическом феномене, «революции» в других смыслах слова («неолитическая революция», «научно-техническая революция», «сексуальная революция» и т.п.) мы оставляем здесь в стороне.

Спектр мнений

К сожалению, понятие революции, как правило, формировалось индуктивно, как логическая конструкция, основанная на том, что важнее всего для автора - конституционное устройство либо экономика, смена правительства или мифы общественного сознания. В итоге авторы, предлагающие определения, нередко перечисляют самые разные стороны процесса, перемежая их трудноопределимыми понятиями вроде «радикальное», «быстрое», «фундаментальное», «качественное», «сбой», «нарушение равновесия». Иногда выдвигаются критерии, которые автор расценивает как положительные или отрицательные в силу своей идеологии и на этом основании считает их критерием революции (например, «далеко идущие изменения», направленные на модернизацию и централизацию) . Все эти критерии не позволяют четко отделять революцию как явление от других похожих процессов, четко датировать революции.

Историк В.П. Булдаков пытается отождествить революцию с архаичной смутой: «Революция может рассматриваться как дикая реакция на латентные формы насилия, которые приняли социально-удушающую форму… Революционный хаос можно рассматривать как раскрытие “варварского” человеческого естества, запрятанного под ставшей тесной оболочкой “цивилизаторского” насилия власти» . Нет, не может революция так рассматриваться, в ее сути во всяком случае. Дело в том, что конфликт «цивилизаторского насилия» и «варварского» естества существует от начала цивилизации, а революции, о которых идет речь, - явление куда более позднее. Вопрос о том, были ли революции в древности и что под ними понимать, остается дискуссионным, но события, которые принято называть революциями в современном понимании слова, возникают только в Новом времени. Более того, они отличаются от многочисленных бунтов, «бессмысленных и беспощадных», а главное - нерезультативных в смысле общественных преобразований. То, что современники могут воспринимать как смуту, может быть и революцией. Революции могут сопровождаться погромами и убийствами архаичного типа (хотя такие злодейства происходят и без всяких революций тоже). Но суть революции - не в смуте, не в архаичном погроме. Да и не противопоставляют себя революции «цивилизаторству», скорее наоборот.

Проблему пытаются решить и филологи, ибо они создают толковые словари русского языка. Но при этом филологи и консультирующие их историки могут быть далеки от научной проблематики революции и вынуждены опираться на марксистско-ленинскую концепцию, слегка причесанную в духе времени, например: «низвержение, разрушение отжившего общественного и государственного строя, приход к власти нового, передового класса и утверждение нового, прогрессивного строя» . Получается, что в ходе одной революции разрушается один общественный строй, целая социальная система, и сразу же утверждается новый строй.

Между тем для историка в столь сложном случае логичнее отталкиваться от реальных событий, которые уже вошли в историю как «классические революции»: как минимум Великая французская революция и революция в России, начавшаяся в феврале 1917 года. В этот «обязательный» список включаются также другие французские революции XIX века и революция, начавшаяся в 1905 году в России (как правило, она датируется 1905–1907 годами). Также «желательно», чтобы определение учитывало и более ранние революции, по крайней мере Английскую революцию XVII века («Великий мятеж»). Эти события являются революциями как свершившиеся исторические факты, и определение революции должно быть сформулировано так, чтобы эти три-четыре события под него подпадали.

Рассмотрим на примере этих революций пять определений, приведенных Д. Пейджем как наиболее типичные для западной науки (Т. Скочпол, С. Хантингтон, Э. Гидденс и Ч. Тилли) .

Т. Скочпол: «стремительная коренная трансформация государственных и классовых структур общества, сопровождаемая и частично поддерживаемая классовыми восстаниями снизу». Прежде всего бросается в глаза отсутствие причинно-следственной связи трансформации и восстаний, которые как бы совпадают по времени. Но это полбеды. Беда в том, что в ходе большинства из перечисленных революций коренная трансформация классовых структур не происходит. Применительно к революции 1905–1907 годов трудно говорить даже о коренном изменении государственных структур (при всем уважении к введению Государственной думы). Коренная трансформация классовых структур может происходить и без революции, сопровождаясь при этом крестьянскими восстаниями, - так было в России в 60-е годы XIX века. Но, по общему мнению, социально-политической революции в собственном смысле слова тогда не произошло. А ведь глубина классовой трансформации была ничуть не меньше, чем в 1905–1907 годах. Остается «стремительность». Но это тоже очень слабый критерий. «Стремительно» - это сколько лет? Великая французская революция, по разным оценкам, длилась от 5 до 15 лет (это если не включать в революционный период империю Наполеона), наиболее обоснованная, на мой взгляд, датировка - 1789–1799 годы. Английская революция «тянулась» 20 лет. Бывают революции и «постремительнее», но и периоды «эволюции» также бывают сопоставимы по длительности с длинными революциями. Реставрация после Английской революции длилась 28 лет, после Наполеоновских войн - 15 лет.

Может быть, лучше определение С. Хантингтона? «Стремительное, фундаментальное и насильственное внутриполитическое изменение в доминирующих ценностях и мифах общества, его политических институтах, социальной структуре, лидерстве, деятельности правительства и политике». Это типичное определение через перечисление, в котором причинно-следственные связи между явлениями автора не очень интересуют. Каждое из таких изменений может вполне свершиться без революции. Одни мифы чего стоят. А все вместе они не встречаются в ходе большинства революций. О фундаментальном (качественном) изменении социальной структуры уже в ходе (а не после) революции мы говорили выше. А тут еще и ценности с мифами. Беда Хантингтона заключается в том, что он применительно к таким сложным материям характеризует общество как целое (а революция его как раз раскалывает). Можно ли сказать, что вся Франция целиком даже во время Великой революции отказалась от католических ценностей и мифов? Количество их противников увеличилось, но это количественное, а не качественное изменение. Остались массы, приверженные прежним ценностям - одна Вандея чего стоит. Что уж говорить о революциях XIX века, куда слабее перепахавших французское общество.

Поняв слабость определений, преувеличивающих совершаемый революцией прогресс, А. Гидденс переносит центр тяжести в политическую сферу: «захват государственной власти посредством насильственных средств лидерами массового движения, когда впоследствии эта власть используется для инициирования основных процессов социальных реформ». Ближе, но все равно не то. Во-первых, Э. Гидденс забыл о таких революциях, как 1905–1907 годов, где означенный захват не произошел. Более того, даже классические революции могут долго протекать и даже добиваться результатов до момента насильственного захвата власти революционными лидерами масс (Франция 1789–1791 годов, например). Во-вторых, неясен критерий «основных социальных реформ». Можно догадаться, что Э. Гидденс подчеркивает их глубину. Но бывает, что глубокие реформы даже в условиях революции проводят не лидеры массовых движений, так как революция может начаться с переворота (Португалия 1974 года, например). После этого массы могут поддержать новую власть, но это не значит, что к власти пришли именно лидеры массового движения (отчасти это относится и к ситуации февраля 1917 года в России, когда выяснилось, что лидерами масс являются не министры Временного правительства, а Советы). В-третьих, революция может начаться с ненасильственного прихода к власти, после чего социальные реформы провоцируют революцию (Чили 1970–1973 годов).

Еще более политологичным и потому слабым является определение Ч. Тили: «насильственная передача власти над государством, в ходе которой по меньшей мере две различные коалиции соперников предъявляют взаимоисключающие требования в отношении права контролировать государство, и некоторая значительная часть населения подчиняется юрисдикции государства и подчиняется требованиям каждой коалиции». У Ч. Тилли недостатки определения Э. Гидденса гипертрофированы, сущностные особенности революции забыты настолько, что такое определение можно отнести и к междоусобицам, обычным гражданским войнам со времен Древнего Рима и даже некоторым выборам, после которых стороны не могут договориться, кто победил, даже если в основе расхождений лежат разногласия, второстепенные по сравнению с революционными.

Сам Д. Пейдж, приведя эти определения, справедливо отмечает, что они «в гораздо большей степени охватывают перспективу, нежели то, что могло иметь место с самого начала…» , но нас-то интересует именно то, что характеризует революцию от начала до конца.

Не помогает и политолог Д. Голдстоун, вступивший в эту дискуссию относительно недавно. Его определение таково: «Революция - это насильственное свержение власти, осуществляемое посредством массовой мобилизации (военной, гражданской или той и другой вместе взятых) во имя социальной справедливости и создания новых политических институтов» . Во-первых, здесь есть ненужные, лишние слова в скобках: если возможно и то и другое, зачем перечислять? Во-вторых, как мы имели возможность убедиться, свержение власти в ходе революции может и не произойти. А может произойти, напротив, несколько свержений. Не считать же, что в ходе Французской революции XVIII века произошло как минимум четыре революции (четыре свержения власти). В-третьих, создание новых политических институтов - явление довольно обыденное, время от времени создаются то министерства, то партии. Вероятно, речь должна идти о политической системе, режиме, конституционном устройстве. В-четвертых, понятие социальной справедливости - понятие очень размытое, само по себе требующее конкретизации и объяснения.

Д. Голдстоун обходит рискованную тему справедливости, давая и другое, даже более загадочное определение, говоря о революции «как о процессе, в котором лидеры-визионеры используют силу масс для того, чтобы насильственным способом установить новый политический порядок» . Итак, речь идет не об отдельных институтах, а о политическом порядке, к которому стремятся лидеры (загадочное слово «визионеры», видимо, характеризует их харизму, способность к провидению или наличие эффективной стратегии). Массы мобилизуются, очевидно, не в своих интересах, а в интересах этих лидеров, играют роль «пушечного мяса». При последующем изложении событий конкретных революций Д. Голдстоун время от времени все же упоминает, что недовольство масс бывает вызвано вполне рациональными причинами - ухудшением социального положения, нарушением гражданских прав. Так что без социальной справедливости не обойтись, и политолог к ней возвращается в описательном ключе, когда ищет причины революций. Становится ясно, что осознание несправедливости социальной ситуации само по себе вытекает из каких-то обстоятельств, связанных со структурой общества.

Определение революции, данное Д. Голдстоуном, настолько неудовлетворительно, что его практически невозможно использовать для того, чтобы определить, когда та или иная революция имела место, то есть дать датировку. Так, о событиях Российской революции Д. Голдстоун пишет начиная с 1905 года, продолжает 1917 годом (причем непонятно, считает ли он, что между 1905 и 1917 годами революция все время продолжалась), а заканчивает итогами Второй мировой войны. Почему революция включает (и включает ли) именно этот период, остается непонятным . Такой же размытый подход Д. Голдстоун применяет и для беглого описания других революций в своей книги.

Однако со «свержением» в исторической традиции действительно есть путаница. Принято считать, что Французская революция в XVIII веке была одна, а вот в России в 1917 году традиционно выделяются целых две революции - Февральская и Октябрьская. Причины такого разделения носят идеологический характер, который, на мой взгляд, и является причиной методологических двойных стандартов, когда французская революция справедливо рассматривается как процесс, прошедший в своем развитии несколько фаз, а российская революция членилась на две.

В.И. Миллер стремился преодолеть противоречия между различными трактовками революции путем выделения революции как события («обвал власти»), революции как процесса («ломка» отношений и системы власти) и революции как периода истории, под которым понимается «этап в развитии страны, обычно следующий за падением старой власти или за ее острым кризисом, для которого характерны политическая (а подчас и экономическая) нестабильность, вполне естественная в этих условиях поляризация сил и, как следствие, непредсказуемость последующего развития событий» . Этот подход не представляется нам вполне обоснованным. Во-первых, революция-событие - это политический переворот, который может быть частью революции, а может и не быть (крушение нацистского режима в Германии в 1945 году, многие военные перевороты). Революция как процесс и как период практически неотличимы друг от друга, но их критерии (кризис власти, нестабильность, поляризация сил и непредсказуемость событий) недостаточны, так как могут встречаться все вместе безо всякой революции. Но в идее В.И. Миллера есть существенное рациональное зерно, обусловленное особенностью языка. Социально-политические революции (а речь не идет о революциях в ином смысле слова, например о научно-технических революциях) являются процессом, но в них выделяются события, которые современники также единодушно называют революциями. Так, в феврале (марте) 1917 года началась Великая российская революция, в составе которой выделяются два социально-политических переворота - «Февральская революция» и «Октябрьская революция». Тем не менее, период революционных перемен имел место и в мае 1917 года, и в 1918 году. Революция не сводится к двум переворотам, это более длительный процесс, протекавший с февраля 1917 года до начала 20-х годов и прошедший в своем развитии несколько фаз .

Критерии

Итак, если говорить о социально-политической революции как о конкретном историческом событии, то это хронологически ограниченный процесс от нескольких месяцев до нескольких лет. Характеризуя революцию, мы можем исходить из «классических» примеров: английского «Великого мятежа» середины XVII века, Великой французской революции конца XVIII века, серии французских революций 1830 года, 1848–1852 годов, 1870–1871 годов; российских революций 1905–1907 годов и 1917–1922 годов (по поводу даты окончания последней идут споры).

Сущность этих явлений не может быть определена через изменения отношений собственности (в Английской революции этот фактор играет незначительную роль и в центре внимания стоят религиозно-политические мотивы, разделяющие представителей одной группы собственников) или смену правящей элиты (чего не случилось в революции 1905–1907 годов). Речь не может идти о смене общественной формации в ходе одной революции.

В то же время можно выделить ряд критериев, которые объединяют как минимум все «классические» революции.

1. Революция - это социально-политический конфликт, то есть такой конфликт, в который вовлечены широкие социальные слои, массовые движения, а также политическая элита (это сопровождается либо расколом существующей властной элиты, либо ее сменой, либо существенным дополнением представителями иных социальных слоев). Важный признак революции (в отличие от локального бунта) - раскол в масштабе всего социума (общенациональный характер там, где сложилась нация).

2. Революция предполагает стремление одной или нескольких сторон конфликта к изменению принципов общественного устройства и системообразующих институтов. Определение этих системообразующих институтов и принципов, критериев изменения «качества» системы - предмет дискуссии историков. Но дело в том, что в ходе революции ведущие социально-политические силы сами указывают, какие социальные институты считают наиболее важными, системообразующими. Как правило, это принципы вертикальной мобильности.

3. Революция - это социальное творчество, она преодолевает ограничения, связанные с существующими институтами разрешения противоречий и принятия решений. Революция стремится к созданию новых «правил игры». Она отрицает существующую легитимность (иногда опираясь на прежнюю традицию легитимности, как Английская революция). Поэтому революционные действия преимущественно незаконны и неинституционализированы. Революция не ограничена существующими институтами и законом, что иногда приводит к насильственной конфронтации.

Массовые убийства не являются критерием революции, а реформы не являются критерием отсутствия революции. Обычно насилие встречается в революции эпизодически, как встречается оно во всяком историческом процессе. Частью революции могут быть и реформы, и войны, и выборные кампании, и полемика в печати. Все это может существовать и без революции, хотя, спору нет, революция делает исторический процесс более интенсивным и вариативным.

Таран истории

Таким образом, революцию можно определить как общенациональную социально-политическую конфронтацию по поводу системообразующих институтов общества (как правило, принципов вертикальной мобильности), при которой социальное творчество преодолевает существующую легитимность. Или короче. Революция - это процесс преодоления системообразующих структур общества путем социально-политической конфронтации. Акцент - на слове «процесс». Пока идет такой процесс - есть и революция. Но процесс преодоления может происходить и без соответствующей конфронтации - тогда уже и без революции. Революция - стадия процесса. Чтобы отличить именно революцию, нужно ориентироваться на указанные выше критерии, включая социально-политическую конфронтацию, преодолевающую существующие системообразующие институты, существующую легитимность. Разрушилась легитимность (как в январе 1905 года и в марте 1917 года) - началась революция. Установилась новая (как 3 июня 1907 года и, в конечном итоге, с образованием СССР 30 декабря 1922 года) - революция заканчивается, начинается новый исторический период, как правило эволюционный либо несущий с собой радикальные преобразования сверху, без неуправляемых властью масс на улицах.

Революция - не «локомотив истории», она не перевозит «вагончики» общества от станции «феодализм» на станцию «капитализм». Но она и не «диверсия на рельсах» успешно мчащегося вперед эшелона. Если существующее устройство общества приводит к накоплению социальных проблем, это значит, что страна в своем развитии подошла к стене, которую нужно преодолеть. Поток людских судеб упирается в стену, начинается «давка», разочарование миллионов и нарастание недовольства не только правителями, а своим образом жизни. Из этого положения три выхода. Либо пойти назад - по пути деградации и архаизации общества. Либо разобрать стену «сверху» - путем филигранных, смелых и продуманных реформ. Но такое в истории случается нечасто. И дело не только в уме государственных деятелей, но и в их социальной опоре. Ведь «разобрать стену» - значит лишить привилегий социальную элиту, господствующие слои общества. Если реформы не состоялись или не удались, а общество не готово просто деградировать, остается одна возможность - взорвать, проломить стену. Даже если при взрыве погибнет часть авангарда общества, даже если пострадают многие иные, даже если при ударе о стену общество на какое-то время остановится в развитии, даже если образуется груда развалин, путь должен быть расчищен. Без этого дальнейшее движение вперед невозможно. Революция - это не «локомотив», а «таран истории».

Примечания

1. См., например: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6; Там же. Т. 21. С. 115; Коваль Б.И. Революционный опыт ХХ в. М., 1987. С. 372–374; Хохлюк Г.С. Уроки борьбы с контрреволюцией. М., 1981. С. 21; Маклаков В.А. Из воспоминаний. Нью-Йорк, 1984. С. 351; Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. М., 1999. С. 53. Обзор определений революции, выдвигаемых зарубежной политологией и социологией, см.: О причинах русской революции. М., 2010. С. 9–11; Концепт «революция» в современном политическом дискурсе. СПб., 2008. С. 131–142.

2. Булдаков В.П. Красная смута: Природа и последствия революционного насилия. М., 2010. С. 7. Неслучайно, как признает В.П. Булдаков, его «книга оказалась менее всего востребована теми, кому адресовывалась в первую очередь, - историками» (с. 5). Предложенное им сочетание либеральной идеологии и «психопатологии» вряд ли могло получить широкую поддержку в историографии. Но привлекаемый В.П. Булдаковым эмпирический материал о насилии периода революции ценен для уточнения картины революционного процесса.

3. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М., 1999.

4. Концепт «революция» в современном политическом дискурсе. С. 150.

5. Там же. Увы, сам Д. Пейдж не смог преодолеть этот недостаток. Характеризуя революции лишь на основе одного из эпизодов каждой из них (выбранных по своему усмотрению), он добавляет в определение про «фундаментальную трансформацию» еще один критерий: «в результате широкого массового признания утопической альтернативы существующему социальному порядку» (Там же. С. 157). В таком определении сохраняются старые недостатки, но возникают новые неясности. Какую альтернативу считать утопической, а какую реалистичной? Скажем, введение парламента - это утопическое требование. А ведь многие революции этого добивались. А «свержение самодержавия» и введение республики - это обязательно утопия? Если под утопией понимать конструктивную альтернативу, то сомнительно, что она овладевает массами в самом начале революции, а не до или после этого. И слово «утопический» в силу его многозначности, и слова «в результате» как претензия на единственную причину революций, найденную автором, следует исключить. А вот необходимость широкого распространения представлений об альтернативе существующему порядку - действительно важный, хотя и не единственный, фактор начала революции.

6. Голдстоун Д. Революции. Очень краткое введение. М., 2015. С. 15.

7. Там же. С. 22.

8. Там же. С. 107–110.

9. Миллер В. Осторожно: история! М., 1997. С. 175.

10. Эта точка зрения публиковалась нами в работе «Тоталитаризм в Европе в ХХ в. Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления» (М., 1996. С. 46–64). Аналогичный подход предлагает и Т. Шанин в книге «Революция как момент истины. 1905–1907 - 1917–1922» (М., 1997).

В наше время если случаются какие-то бунты, восстания в разных страна, то им сразу вешают ярлык революции. А правильно ли это будет на самом деле? Давайте узнаем.

В чем особенности революции? Революция — кардинальное изменение в социальном и политическом устройстве общества. Чаще всего, революции происходят снизу недовольными массами людей, которые довели до отчаяния. Последнее — это состояние человека, когда даже будучи самым аполитичным он становится пассионарным.

Отличными примерами революций можно считать те моменты в истории, когда происходят переходы от одного социального строя к другому. Таковыми являются Буржуазная революция в Англии 1642 года, когда произошел переход к капиталистическим отношениям, Великая Буржуазная революция во Франции 1789 года.

Так же революции могут быть национал-освободительными, целью которых является создания национального государства. Отличным примером является революция в США 1776 года, провозгласившая независимость США, южноамериканские революции от испанского ига и т.д.

Революция может быть инициирована «сверху» — когда революционные изменения происходят по инициативе властей, без их смены. Такое явление мы можем наблюдать в Японии 1867-1868 годах, когда произошли кардинальные изменения и переход от феодализма к капитализму, а так же, от части, реформы Александра II, но тут стоит сделать ремарку, что данная революция оказалась «незаконченной» в связи со смертью императора.

Государственный переворот — это момент в жизни государства, когда к власти приходят другие элиты и меняется только верхушка власти, кардинальных изменений в жизни общества не происходит.

Разгон Верховного Совета России в 1993 году — государственный переворот. Свержение Петра III и воцарение Екатерины II — тоже переворот. «Цветные революции» последних двух десятилетий тоже являются государственными переворотами.

На Украине тоже произошел государственный переворот. Люди не получили никаких кардинальных изменений в политической или социально-экономической сфере жизни. Просто вместо одной шайки элит пришли новые. Происходит передел собственности, а от этого простому человеку ни холодно, ни жарко.

Многие из вас подметили, что я не сказал ни слова о Февральской и Великой Октябрьской Социалистической революциях. В наше время многие антисоветчики называют эти два явления не более чем «переворотами». Даже сейчас я могу сказать, что в институтах бакалавриату I курса внушают, что Февральская — революция, но Октябрьский — переворот. Давайте смотреть объективно: после февральских событий произошел переход от монархии к республике. Кардинальное изменение? Кардинальное, которое может определять дальнейшие преобразования в обществе. Во время октябрьских событий что произошло? Произошел переход от республики к диктатуре пролетариата, отказа от капиталистических отношений, национализация экономики (О Боже, что даже и не снилось в то время буржуазным кругам Запада и Атлантики), началось построение социально-ориентированного государства. Революция? Революция.

Хотелось бы отметить еще такое понятие как «Контрреволюция». Это попытка возврата к тому политическому или социально-экономическому строю, который был утерян в результате революции. Контрреволюционными движениями можно назвать белогвардейцев, лоялистов, движение Гомидьяна.

Надеюсь, мы сможем увидеть на Украине русское национал-освободительное и панславистское движение и его дальнейшую победу в этом противостоянии.