Александровский дворец в 1914–1917 гг. В последнее мирное лето 1914 г. Александровский и Екатерининский дворцы должны были стать «сценической площадкой» большого политического действа, поскольку на май 1914 г. планировался визит французского президента Р. Пуанкаре в Россию.

Продовольственный кризис В середине 1976 года Брежнев перенес тяжелейший инфаркт. Состояние его здоровья давало повод для беспокойства начиная по меньшей мере с 1971 года. На Хельсинкской конференции в 1975 году как ее непосредственные участники, так и сторонние

В царской армии (1914–1917) В конце октября 1914 года по повестке воинского начальника мы, языковцы, явились в Уфу и там получили назначение в 144-й запасный батальон, который готовил и отправлял маршевые роты на русско-германский фронт. Нас сразу же разлучили – Василия

Реквизиты

Первая мировая война оказалась беспрецедентной по масштабам и финансовым затратам для стран, участвовавших в ней. Как известно, от финансового положения и политики этих стран зависели их боеспособность и возможность приспособиться к новым условиям ведения хозяйства. Ни одно из воюющих государств не имело опыта управления финансами в подобного рода условиях, и каждое накапливало его самостоятельно. Изучению некоторых аспектов такого опыта в России и посвящена статья.

БЮДЖЕТНЫЙ КРИЗИС

В феврале 1904 г., в начале войны с Японией, министром финансов был назначен В. Н. Коковцов. Он должен был в экстремальных условиях обеспечить устойчивость российской экономики и финансов, спасти золотой рубль, в тот период оказавшийся на грани падения. Главным пунктом финансовой программы по ведению войны Коковцов считал внешние займы, которые подкрепляли золотой запас России, и внутренние займы, с помощью которых излишние бумажные деньги изымались из внутреннего обращения. Для покрытия расходов на войну было выпущено займов на 2 125 млн руб., в том числе около 1 млрд руб. составили внешние заимствования.

Бездефицитный бюджет стал для правительства политической необходимостью. Поэтому Коковцов стремился и в дальнейшем не только обыкновенные, но частично и чрезвычайные расходы покрывать обыкновенными доходами, не прибегая к займам.

Налоги были основными статьями доходов и имели тенденцию к росту. Наиболее зна-чимой в рамках прямого налогообложения Российской империи начала XX в. была система налоговых сборов с торговых и промышленных предприятий. Поступления от государственного промыслового налога в 1903-1912 гг. интенсивно росли: с 67,59 млн руб. в 1903 г. до 132,31 млн руб. в 1912 г., то есть на 95,7 %. Правда, часть этого роста объясняется повышением некоторых ставок налога по закону 2 января 1906 г., что дало приблизительно 31-33 млн руб. дополнительных доходов.

В структуре налоговых доходов российского бюджета до 80 % составляли косвенные налоги, включающие акцизы и пошлины. При этом надо отметить, что доходы казны от акцизного и таможенного обложения в предвоенное десятилетие неизменно возрастали.

Совершенно особый вид косвенного обложения представляла собой казенная винная монополия. Среди многих вопросов истории финансовой политики России «вопрос о доходах с продажи питей» занимает особое место. Эти доходы давали значительные средства в бюджет на протяжении длительного времени. Винная монополия принесла казне за десять лет (1904-1914 гг.) 805,7 млн руб., или около 80 млн руб. в год.

Осенью 1913 г., когда составлялся бюджет 1914 г., Коковцов и его сотрудники исчислили возможный доход от обложения спиртных напитков и казенной монополии продажи водки (§4 и §21 доходной части государственной росписи) в размере 991 тыс. руб.

В 1914 г. в рескрипте Николая II на имя нового министра финансов П. Л. Барка было предложено в корне поменять направление финансовой политики правительства. Рескрипт предполагал безотлагательно провести в заведовании государственными финансами и экономическими задачами страны коренные преобразования. Министерство финансов, почти два десятилетия работавшее над усовершенствованием казенной продажи спиртных напитков и увеличением доходов от этой продажи, должно было начать обратную работу, которая получила своеобразное название «утверждение трезвости». Акцизный надзор призван был к ближайшему и деятельному участию в борьбе с неумеренным потреблением спиртных напитков .

Сам Барк и его ближайшие сотрудники не думали о коренных реформах бюджета. Текущий бюджет 1914 г. и предстоящие бюджеты в основном должны были опираться на доходы от казенной винной монополии. Но перед правительством встала задача чем-то заменить доходы от продажи спирта в бюджете. Все это обусловило своеобразную двойственность политики Барка.

По-прежнему ожидалось, что население исправно выпьет все проектируемое количество ведер водки, и доходы казенной винной монополии дадут очередной прирост. Заготовка спирта на 1914 г. производилась в обычных размерах.

В то же время в Министерстве финансов были образованы бесчисленные комиссии, которым ставилась задача насаждать трезвость, не ломая хорошо налаженную монополию. Барк издал циркуляр от 11 марта 1914 г. №2293 об ограничении торговли спиртными напитками . Каждый новый месяц приносил рост количества приговоров о закрытии мест торговли спиртными напитками, которые Управление неокладных сборов и казенной продажи питей должно было проводить в жизнь .

При бюджетных исчислениях в Министерстве финансов перед войной было принято считать, что в будущем году можно ожидать от 70 до 80 млн руб. прироста доходов казенной винной монополии. Так было в 1912 г., так было в 1913 г., когда дополнительно получили 80 млн руб., но первое полугодие 1914 г. не принесло ожидаемых доходов от казенной винной монополии - при общем росте благосостояния населения в казну не поступило ожидаемых 40 млн руб. Даже при незначительном сокращении мест продажи водки обычный прирост доходов от казенной винной монополии приостановился .

Первая мировая война потребовала провести корректировку выбранного курса. Призыв новобранцев, запасных, ополченцев всегда сопровождался большим весельем, но, как правило, во время мобилизации прекращалась торговля вином, что вызывало бурный протест призывников. В свою очередь бюджетные поступления уменьшались. Министерство финансов протестовало. Последовала резолюция Николая II, в ней было указано, что «неумеренное закрытие винных лавок приносит больше вреда, чем пользы».

Обнаружился и другой существенный недостаток в организации продажи спиртных напитков во время мобилизации. Политика губернаторов в этом вопросе была не одинакова: в одних губерниях продажа водки прекращалась, в других торговля шла без остановки. Воинские поезда то проходили «пьяные» губернии, то въезжали на «трезвые» территории. В середине войны было решено предоставить право прекращать винную торговлю по железнодорожным линиям местным ответственным за продвижение войск.

При разработке в 1907 г. Руководства для призыва нижних чинов запаса армии и флота на действительную службу вновь был пересмотрен вопрос о приостановке продажи спиртных напитков. Местным властям - губернаторам, полицмейстерам, градоначальникам, исправникам - предоставлялось право продолжать приостановку продажи спиртных напитков в соответствии с местными конкретными условиями (§§ 51-52 Руководства) .

Когда появился рескрипт П. Л. Барку, бывший главнокомандующий генерал Куропаткин в своей газетной заметке потребовал прекращения продажи спиртных напитков с момента начала мобилизации . По настоянию военного ведомства Главное управление неокладных сборов 5 мая 1914 г. разослало управляющим акцизными сборами циркуляр № 2304 с выпиской §§ 49-52 из Руководства по призыву низших чинов армии и флота на службу .

За несколько дней до начала войны военный министр Сухомлинов обратился с секретным письмом к Министру внутренних дел Н. А. Маклакову с просьбой принять меры к прекращению всякой торговли спиртными напитками во всех регионах, где будет происходить мобилизация .

18 июля 1914 года был опубликован указ о всеобщей мобилизации. На следующий день Главное управление неокладных сборов всем управляющим акцизными сборами разослало телеграммы, подтверждающие обязательность выполнения правил о прекращении продажи спиртных напитков.

Продажа спиртных напитков приостановилась на всей территории страны. Министерству финансов, во избежание разгрома водочных транспортов, пришлось на время мобилизации запретить перевозку водки и спирта.

В Министерстве финансов были твердо уверены, что это только временные потери казначейства в связи с мобилизацией. П. Л. Барк, давая объяснения в Государственной думе по представленному 27 июля 1914 г. законопроекту, который именовался Законом о финансовой мобилизации, заявил, что расходы на войну в меньшей степени покрываются из налоговых источников, и предложил увеличить цену на вино.

Дума установила следующие высшие пределы цены продажи: на ректификованный спирт - 32 коп. за градус вместо 21 коп., бывших до войны, на очищенное вино крепостью 40 градусов - 12 руб. 80 коп. за ведро вместо довоенных 8 руб. 40 коп. и на вино высшей очистки (столовое) и водочные изделия - 16 руб. 80 коп. за ведро вместо прежней цены 12 руб. Эти цены были введены в действие с 27 июля 1914 г. От повышения продажных цен на спиртные напитки, табачные изделия и повышения акциза на пиво Барк ожидал ежегодно 200 млн руб. Министерство финансов 28 июля 1914 г. внесло в Совет Министров проект постановления об изменении цен на вино и табачные изделия, причем было предложено установить цены в максимальных размерах, допустимых законом 27 июля 1914 г. Совет Министров установил, что новые цены войдут в силу с 7 августа в Европейской России и с 16 августа в Сибири и в Азиатских частях империи .

После окончания мобилизации все должно было пойти по старому руслу. Министерство финансов деятельно готовилось к взиманию повышенных ставок со спиртных напитков . Также оно вырабатывало новые правила о времени торговли крепкими напитками. 12 августа был подписан Барком и опубликован циркуляр о времени начала и конца торговли крепкими напитками в будние дни .

Но в конце августа 1914 г. в виде личного распоряжения Николая II был издан запрет на продажу спирта, вина и водочных изделий для местного потребления на всей территории страны до окончания военного времени . А 25 сентября 1914 г. было опубликовано утвержденное Николаем II положение Совета министров, по которому сельским и волостным обществам, земским собраниям и городским думам было предоставлено право ходатайствовать о полном прекращении торговли крепкими напитками.

Министерство финансов при составлении государственной росписи доходов и расходов на 1915 г. подсчитало, что потери бюджета от приостановки казенной продажи вина составляют 792 млн руб.

Одновременно с большим сокращением доходов от казенной винной монополии произошло аналогичное уменьшение таможенных доходов, которые в среднем давали 10-11 % всех доходов бюджета. Война в корне изменила границы и количество портов, через которые ввозились в Россию иностранные товары. Резко сократился объем и характер ввозимых товаров. Все это привело к фактическому исчезновению таможенных доходов как бюджетного источника. Закрытие европейских границ и портов привело к потере почти 300 млн руб. таможенного дохода. Таким образом, только по двум бюджетным источникам возникал недобор в сумме около миллиарда рублей. Надо отметить, что и ряд других важных источников дохода стал давать меньше поступлений. Это, прежде всего, доходы от казенных железных дорог. Коммерческое движение на дорогах, обслуживающих театр военных действий, сократилось по сравнению с 1913 г. на две трети, а на остальных дорогах - на четверть .

Сократились и прямые налоги. Крестьянство, пославшее своих кормильцев на фронт, уже не могло оставаться исправным плательщиком прямых налогов. Министерству финансов пришлось дать податной инспекции на местах указания, что к домохозяйствам, в которых работники призваны в действующую армию, не следует предъявлять непосильные требования, а нужно оказывать им льготы .

В начале войны налоговые льготы необходимо было дать четверти крестьянских дворов. В Царстве Польском вообще были приостановлены принудительные меры по взиманию прямых налогов. Все это подготавливало бюджетный кризис в России.

Биржевая депрессия 1913-1914 гг. Биржевая спекуляция, игра на бирже - вот темы, которыми пестрили страницы общей и специальной прессы того времени.

Резкие падения курсов, которые не раз имели место на бирже за последние месяцы

1913 г., производили панику. А то обстоятельство, что это падение совершалось, несмотря на интервенции, то есть покупку бумаг частными и государственными банками, свидетельствовало о настоящей биржевой депрессии. Она могла перейти в биржевой кризис, который в свою очередь стал бы провозвестником торгово-промышленного, явно обнаруживающегося в Западной Европе.

В этом лучше всего убеждает нас движение курсов разных бумаг за более долгий срок, чем первые месяцы 1912-1913 гг., в течение которых этот процесс в России только усилился. Если взять средние месячные котировки берлинской биржи для твердопроцентных бумаг, то движение их курсов в 1912 и 1913 гг. выразится следующими отметками (табл. 4).

Отсюда видно, что курсы твердопроцентных бумаг падали до июня 1912 г., затем несколько поднялись в августе, снова упали в октябре-декабре и стали сильно падать в первой половине 1913 г., испытав некоторый подъем к ноябрю того же года. Но общий результат движения - падение от 93 1 / 2 до 88 7 / 8 руб.

Что же касается средних месячных курсов дивидендных бумаг, то движение их за то же время выразилось следующими отметками (табл. 5).

Денежный рынок оправился к январю 1914 г., и деньги подешевели снова. Несмотря на это в 1913 г. ценные бумаги испытали, как известно, дальнейшее и притом весьма сильное понижение. Например 26 акций металлургических предприятий упали в марте 1914 г. по сравнению с мартом 1913 г. на 25 %, а 6 акций цементных заводов и заводов строительных материалов даже на 40 %. В апреле последовало новое резкое понижение курсов многих бумаг.

Что касается государственной ренты, то 1 марта 1913 г. она котировалась по 93 %, а 1 марта 1914 г. ее курс был равен 92 %. Приведенные выше данные свидетельствуют, что угнетенное состояние биржи в предвоенном году - явление не случайное, а лишь продолжение ранее наметившейся тенденции. Связь падения ценности российских бумаг с бумагми других стран говорит о том, что биржевая депрессия в России предшествовала торгово-промышленной депрессии.

ДЕНЕЖНЫЙ КРИЗИС

Одним из первых законодательных актов, поспешно принятых правительством вслед за объявлением войны, был закон от 27 июля (9 августа по новому стилю) 1914 г. об изменениях в области денежного обращения. Закон затрагивал три различные сферы денежного обращения.

Во-первых, приостанавливался обмен кредитных билетов на золото. Официальной причиной этого объявлялась необходимость защитить золотой резерв страны от утечки за рубеж в случае неизбежных в условиях войны потрясений кредитно-денежной системы. Однако подлинная причина запрета на обмен раскрывалась двумя другими переменами в системе кредитно-денежного обращения, провозглашенными законом.

Дело в том, что уже в первые дни войны правительство было вынуждено приостановить действие Закона об эмиссии кредитных билетов Государственным банком России, по которому банк, имея 1,2 млрд руб. золотого резерва, обладал правом выпуска всего 300 млн кредитных руб., не обеспеченных золотом. Закон от 27 июля предоставил ему право дополнительной эмиссии необеспеченных золотом кредитных билетов еще на 1,2 млрд руб. Количество необеспеченных золотом бумажных денег достигло таким образом полутора миллиардов рублей.

Ступив на этот путь финансирования войны, Россия не смогла отказаться от него и после ее окончания, поскольку война переросла в революцию, которая также потребовала чрезвычайных расходов со стороны государства. Печатный станок, таким образом, стал обслуживать революцию. С момента вступления России в мировую войну и до момента полной ликвидации российского рубля можно выделить три периода выпуска бумажных денег, совпадающих со сменой политических режимов.

Старое правительство вслед за Законом от 27 июля 1914 г. предприняло в этом отношении следующие законодательные шаги (все даты даются по старому стилю): Положение Совета министров от 17 марта 1915 г. об увеличении права выпуска банкнот до 2,5 млрд руб.; Закон от 22 августа 1915 г., расширивший это право до 3,5 млрд руб.; Указ от 29 августа 1916 г., увеличивший право на эмиссию до 5,5 млрд руб.; Положение Совета министров от 27 декабря 1916 г., расширившее право на эмиссию до 6,5 млрд руб.

К февралю 1917 г. объем фактически необеспеченных кредиток достиг примерно 8,4 млрд руб.

Временное правительство успело издать пять законодательных актов о расширении права Государственного банка на эмиссию:

Указ от 4 марта 1917 г. - на 2 млрд руб., что довело официальную сумму необе-спеченных золотом кредиток до 8,5 млрд руб.;

Кроме приостановки обмена кредиток на золото и расширения эмиссионных прав Государственного банка, закон предусматривал и третье отклонение от принципов активной политики российского правительства в области денежного обращения. Государственное казначейство наделялось правом учитывать (продавать за вычетом банковского или учетного процента) в Государственном банке свои краткосрочные обязательства на суммы, определяемые потребностями военного времени.

Таковы были отступления от законов, регулировавших денежное обращение до 1914 г., следствием которых стало изменение всей структуры денежного обращения России.

Накануне войны русские деньги состояли из кредитных билетов, золота, разменного серебра и медной монеты. Определенные заменители монеты - «серии» (разновидность казначейских бонов или государственных обязательств, по которым выплачивался регулярный процент по предъявлению отрезаемых от них купонов) и их купоны находились в обращении в крупных городах в основном в сфере оптовой торговли и имели лишь небольшое значение для денежного обращения страны.

К тому времени в обращении находилось серий или «билетов Государственного каз-начейства» на сумму 150,5 млн. руб. Общее количество денег в обращении составляло примерно 2 млрд руб.

Сразу же после объявления войны металлические деньги начали исчезать из обращения. Их исчезновение происходило поэтапно. Первыми, вслед за прекращением обмена кредиток на золото, исчезли из обращения золотые монеты, которые население припрятало до лучших времен. Через несколько месяцев начали исчезать серебряные рубли, полтинники и четвертаки. Летом 1915 г. уже ощущался недостаток серебряной и медной мелочи.

Чтобы компенсировать эту недостачу, правительство прибегло к выпуску бумажных казначейских марок, имевших хождение наравне с разменной серебряной и медной монетой. Их появление быстро довело до конца процесс исчезновения из обращения металлической монеты. В то же время началось нарастание выпуска кредитных билетов. С начала войны их было выпущено на сумму 1 317 млн. руб. в 1914 г. и на 16 403 млн руб. - в 1917 г.

Одновременно с ростом эмиссии бумажных денег уменьшался золотой фонд страны. На 16 июля 1914 г. в старом Государственном банке в статье «золото в России» значилось золотых монет и слитков на сумму в 1 604 млн. руб. В этот момент кредитные билеты были обеспечены золотом на 98,2 %. На 1 марта 1917 г. в банке было 1 476 млн руб. золотом, а кредитные билеты были обеспечены на 14,8 %. К 23 октября 1917 г. в банке оставалось только 1 292 млн руб. золотом, а кредитки были обеспечены на 6,8 %.

Как в активных, так и в пассивных счетах Государственного Банка за время войны и революции произошли изменения, коренным образом повлиявшие на характер его деятельности. Со стороны активов эти изменения коснулись учета векселей, а также выразились в появлении новой статьи учета государственных краткосрочных обязательств (краткосрочных векселей Государственного казначейства).

С августа 1914 г. Государственный банк начал учет (покупку за вычетом банковского или учетного процента) краткосрочных векселей Государственного казначейства. Развитие этой операции продвигалось чрезвычайно быстрыми темпами. Вскоре она стала главной статьей всех активных операций госбанка. Этот учет краткосрочных государственных обязательств служил прикрытием всей системы финансирования войны посредством выпуска бумажных денег.

К концу первого года войны, 1 июля 1915 г., активы банка содержали 1 589 млн руб. в краткосрочных казначейских векселях. К концу второго года - 3 824 млн руб. К моменту падения старого режима (1 марта 1917 г.) объем государственных краткосрочных обязательств в активах банка достиг 7 882 млн руб., а к 23 октября 1917 г. - 15 507 млн руб.

Нетрудно понять, как это изменило положение Государственного банка в системе кредитно-денежного обращения страны. До войны фонды Государственного банка инвестировались (вкладывались посредством выдачи займов, приносящих проценты) в частную торговлю и промышленность.

К концу первого года войны ситуация изменилась. Как и раньше, 800-900 млн руб. вкладывались в частные предприятия. Кроме них у Государственного банка появился новый должник - Государственное казначейство, которое уже к концу июля 1915 г. заняло у банка сумму вдвое большую, чем ему были должны все остальные клиенты вместе взятые. К середине 1917 г. долг Государственного казначейства банку во много раз превысил сумму долгов всех прочих его клиентов.

Переход к бумажным деньгам также оказал серьезное влияние на изменение характера пассивных операций банка. Нарастание выпуска бумажных денег и переполнение ими каналов обращения вызвало все увеличивающийся приток денег на депозиты. К началу войны Государственный банк имел 27 млн. руб. на депозитах и 260 млн руб. - на текущих счетах своих клиентов. 23 октября 1917 г. на депозитах в Госбанке было 31 млн руб., а на текущих счетах - 2 492 млн руб.

Чем больше росли военные расходы и, соответственно, отчисления из военных фондов, тем больше становились текущие счета соответствующих правительственных и общественных организаций в Государственном банке.

Помимо главного инструмента инфляции - выпускаемых Государственным банком в огромных количествах кредитных билетов, а также разросшихся банковских депозитов, существенную роль в инфляционном процессе сыграли государственные краткосрочные обязательства или краткосрочные векселя Государственного казначейства.

Вначале эти векселя выпускались только с целью обеспечения долга Государственного казначейства Государственному банку, в качестве гарантии займов, которые казначейство брало у банка кредитными билетами. Однако позднее государственные краткосрочные обязательства поступили на частный денежный рынок и были навязаны в качестве средства платежа поставщикам военной продукции. Частные банки начали учитывать их наравне со всеми прочими краткосрочными векселями и ГКО. Таким образом, в России, как и в других странах, они превратились в особого рода деньги. Всего на 1 января 1916 г. на частном рынке обращалось ГКО на сумму 705 млн руб., а к концу того же года - уже на сумму 2 609 млн руб.

Как уже отмечалось, выпуск бумажных денег был вызван недостатком средств, имеющихся в распоряжении государства. Печатный станок должен был добыть средства, которые нельзя было получить от населения ни путем налогообложения, ни путем выпуска облигаций государственного займа.

В первые годы войны эмиссия отставала от дефицита. Это происходило потому, что в этот период дефицит покрывался в значительной мере за счет долгосрочных займов и государственных краткосрочных обязательств. Однако в последующие годы сумма эмиссии почти полностью совпадает с суммой бюджетного дефицита.

Таким переломным моментом, после которого обесценивание бумажных денег начинает неумолимо опережать темпы их выпуска, стал 1916 год. До этого, в 1914-1915 гг., цены росли медленнее, чем количество кредиток, поступавших в обращение.

К марту 1915 г. правительство полностью использовало право на эмиссию 1,5 млрд. руб. кредитных денег. После этого несколько раз расширялось право Государственного банка на выпуск кредитных билетов. К 27 декабря 1916 г. это право было доведено до 6,5 млрд. руб. Таким образом, за два года войны количество непокрытых золотом бумажных денег выросло в 21 раз. После Февральской революции 1917 г. Временное правительство еще шире пользовалось бумажным станком, чем его предшественник. В соответствии с расширением права эмиссии увеличивалось количество кредитных денег в обращении и темпы их выпуска. Если перед началом войны кредитных билетов было выпущено на 1 633 млн. руб., к 1 апреля 1917 г. сумма кредитных билетов в обращении достигла 10 868 млн руб., то есть увеличилась на 66,6 %. С 1 марта 1917 г. по 1 октября того же года было выпущено кредитных билетов на 7 340 млн руб., в то время как за те же месяцы предыдущего года - только на 1 688 млн руб. Таким образом, Временное правительство пользовалось бумажным станком интенсивнее, чем царское правительство в последний год его существования. По расчетам министра финансов Бернацкого, в сентябре 1917 г. кредитных билетов было выпущено около 1,9 млрд руб., а за последние три месяца существования Временного правительства - не менее 6 млрд руб., в том числе за октябрь около 2 млрд руб.

Одновременно с обесцениванием бумажного рубля по отношению к товарам происходило его обесценивание по отношению к золоту и иностранным валютам. С 1915-1916 гг. правительство в определенной степени взяло их под свой контроль. Оно предоставляло валюту импортерам, выполнявшим военные заказы, по пониженному курсу, и требовало от экспортеров передавать часть получаемой ими валюты в Государственное казначейство.

ДРУГИЕ ФАКТОРЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА В РОССИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

1. Усиление топливного голода, упадок промышленного производства. Как известно, еще с 15 января 1888 г. акцизом были обложены все продукты из нефти. Акциз составлял 40 коп. с пуда керосина и 30 коп. с пуда тяжелых масел. Для нефтепромышленников становится очевидной выгодность превращения сырой нефти не столько в керосин, сколько в мазут.

Результатом этого стало отставание темпа роста внутреннего спроса на керосин от темпа роста нефтедобычи. Это привело к тому, что снабжение всей российской промышленности мазутом оказалось в зависимости от расширения экспорта керосина за границу, а не от использования его внутри России. Таким образом, в российской энергетике стала формироваться энергорасточительная тенденция в расходовании нефтяных запасов.

Но в начале XX в. и вплоть до революции 1917 г. начинается повышение цен на уголь и нефть. К имевшимся объективным условиям нехватки нефти в России прибавился монополистический фактор ценообразования. Аналогичная ситуация складывалась и с углем. Стал постепенно нарастать топливный голод (прежде всего, угольный).

С началом войны в 1914 году сократились буровые работы и вывоз нефти, а с захватом польских губерний Россия лишилась около 500 млн пудов угля Домбровского бассейна. Единственным крупным источником оставался Донецкий бассейн. Положение в угольной промышленности усугублялось тем, что убыль рабочих рук в Донбассе была больше, чем в целом по стране (около 27 %).

Передача вагонов под военные перевозки создавала трудности с вывозом добытого топлива. Из-за нехватки кокса пришлось затушить доменные печи на некоторых южнорусских металлургических заводах. Госбанк вынужден был открывать ссуды под каменный уголь и кокс. Добыча угля в Донбассе уменьшилась с 912,6 млн пудов в январе 1914 г. до 790,3 млн пудов в январе 1915 г. . В свою очередь, тяжелое положение на железнодорожном транспорте препятствовало вывозу донецкого угля с месторождений, а потому удельный вес каменного угля в балансе топлива систематически снижался.

Добыча нефти в годы войны была в среднем выше, чем в 1913 году, но это не смогло смягчить топливного кризиса ввиду большого недовывоза нефтепродуктов.

Дефицит топлива сказался на работе черной металлургии. Из-за отсутствия топлива и железной руды в начале 1916 г. в Донбассе было потушено 17 домен. Выплавка чугуна снизилась с 283 млн пудов в 1913 г. до 231,9 млн пудов. В еще больших размерах упало производство стали - с 300,2 млн пудов до 205,4 млн пудов. Для покрытия острого дефицита в черных металлах был резко увеличен импорт стали - до 14,7 млн пудов в 1916 году, то есть в 7 раз больше, чем в 1913 г. Одновременно с этим были размещены заказы за границей на прокат, металлоизделия и другие материалы.

Чтобы удовлетворить нужды военной промышленности (80 % заводов России были переведены на военное производство), металла лишили все отрасли народного хозяйства, не связанные с выполнением военных заказов.

В металлургической промышленности производство чугуна в 1917 г. упало до 190,5 млн пудов против 282,9 млн пудов в 1913 г. Готового железа и стали было произведено в 1917 г. 155,5 млн пудов по сравнению с 246,5 млн пудов в 1913 г. Каменноугольная промышленность сократила производство своей продукции в 1917 г. до 1,74 млрд руб. против 2,2 млрд руб. в 1913 г. Добыча нефти упала до 422 млн пудов (в 1913 г. - 563 млн пудов).

Правительство не смогло обеспечить сырьем свою промышленность. Промышленность не смогла удовлетворить нужды гражданского населения. Образовался огромный дефицит промышленных товаров.

Нехватка сырья была вызвана и приоритетным его экспортом для покрытия части внешнего долга. Война показала экономическую зависимость страны от иностранных поставщиков.

Все это подрывало экономическую базу ведения войны.

2. Продовольственный кризис. Крестьянство потеряло из-за инфляции примерно треть своих накоплений. Это вынуждало его придерживать свои продукты, поскольку в обмен на все более теряющие реальную ценность бумажные деньги оно не могло получить промышленных товаров. В результате цены на сельскохозяйственную продукцию выросли так же быстро, как и на промышленные товары.

В августе 1915 года учреждается Особое совещание по продовольствию. С этих пор дело заготовок продовольствия для населения перешло к правительству и частью к местным органам. Правительственные заготовки полностью уничтожили свободный хлебный рынок. С декабря 1916 г. приступили к принудительной хлебной разверстке, которая также не дала успешных результатов. В результате норма выдачи хлеба рабочим уменьшилась на 50 %. С июля 1917 г. в Петрограде была введена карточная система на продовольствие.

3. В промышленности в целом стала последовательно снижаться производительность труда как вследствие нехватки топлива и материалов, так и вследствие ухудшающихся условий жизни и питания рабочих.

4. Разруха на железнодорожном транспорте. Заказы МПС на рельсы систематически не выполнялись. Сбои в работе железной дороги объяснялись нехваткой топлива, но в свою очередь, к нехватке топлива приводила недопоставка вагонов. Получался заколдованный круг. Ввиду катастрофического положения с производством железнодорожного оборудования на российских заводах правительство уже в начале 1915 г. решило передать крупный заказ за границу.

Поступление вагонов и паровозов началось только с 1917 г., когда транспорт в России был уже в катастрофическом состоянии. Так как общего государственного плана перевозок не было, то громадное количество грузов провозилось хаотично, за взятки, а другие грузы лежали на станциях, гнили, расхищались. Уже в начале 1916 г. залежи грузов на железных дорогах достигали 150 тыс. вагонов. Поэтому, когда обнаружилась катастрофа транспорта, стала ясной и неизбежность общей военной катастрофы.

5. Огромные внешние долги и вывоз золотого запаса. Для покрытия военных расходов и бюджетного дефицита за годы войны до сентября 1917 г. были сделаны внешние займы на сумму 8,5 млрд руб. Иностранные займы шли как на покупку вооружений, сырья и материалов, так и на уплату процентов по предыдущим государственным займам, тем самым усиливая зависимость России от союзников. Займы давались, в основном, на закупку военного снаряжения и материалов для продолжения войны, и оплачиваться должны были золотом, что сокращало золотой запас России.

В записке М. В. Родзянко, представленной Николаю II в феврале 1917 г., указывалось на развал экономики и продовольственный кризис.

Как мы видим, ряд объективных и субъективных факторов способствовал ухудшению финансового положения страны, и Россия не смогла избежать экономического кризиса, последствия которого сказались в 1917 г.

Библиография:
1. Ганелин, Р.Ш., Куликов, С.В. Основные источники по истории России конца XIX - начала XX в. - СПб, 2000.
2. Дьяконова, И.А. Нефть и уголь в энергетике царской России в международных сопоставлениях. - М.: Росспэн, 1999. - С. 293.
3. Каценеленбаум, З.С. Война и русский рубль. - М. - 1915.
4. Проект государственной росписи доходов и расходов на 1914 год с объяснительною запискою министра финансов. Ч. I.: СПб. - 1913.
5. Проект государственной росписи доходов и расходов с объяснительною запискою министра финансов. 4.I. - Пг. - 1916.
6. Совет Министров Российской империи в годы первой мировой войны (записи заседания и переписка).: СПб. - 1999.
7. Сидоров, А. Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны (1914-1917 гг.).: М. - 1960. - С. 578.

Указатель правительственных распоряжений по Министерству финансов за 1914 г. - №33. - С. 609-610.

Денежное обращение и кредит. Т 1. - М.: изд. Института экономических исследований Наркомфина, 1922. - С. 12.

Факт продовольственного дефицита в годы Первой мировой войны широко известен даже не специалистам-историкам. Именно недостаток продовольствия наряду с рядом других факторов стал причиной революционных выступлений в Петрограде в 1917 году. В советские годы эта тема была очень популярна у исследователей, так как на этом примере раскрывалась «провальность антинародной политики царизма». В этой статье мы попытаемся разобраться в причинах сильнейшего продовольственного кризиса, поразившего Российскую империю в годы Великой войны, и сравнить царскую экономическую политику с политикой других воюющих стран.

Бытует мнение о том, что причиной кризиса стал неурожай. Однако это не соответствует действительности. Интересна книга эсера Н.Д.Кондратьева «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции», известного экономиста, в честь которого определенные экономические циклы названы «длинными волнами Кондратьева». Переизданная лишь в 1991 г., она является прекрасным источником, иллюстрирующим ситуацию с сельским хозяйством в России. Разгромный для русской армии 1915 год был наиболее урожайным за довольно большой период времени. Урожайность стала снижаться лишь с 1917 г. Напомним, что Россия была наряду с США главным экспортером зерна в мире.

Таким образом, мы не можем назвать причиной продовольственного кризиса уменьшение объемов сельскохозяйственной продукции. В той же книге приводятся данные анкетирования населения, проводившегося в сентябре 1915 г., в ходе которого 75,8 % городского населения заявило о нехватке продуктов и перебоях с поставками. Это происходило на фоне даже избыточного объема хлеба в стране. Исходя из совокупности данных, можно прийти к выводу о том, что кризис начался в России с 1914 г. Нет никаких оснований предполагать, что февральский кризис с хлебом в Петрограде явился обособленным явлением, а не следствием развивающегося процесса.

Корреляция возникновения нужды в городах с урожаями прослеживается нечетко либо отсутствует. Это может свидетельствовать не о недостатке зерна, а о расстройстве системы распределения продуктов — в данном случае, хлебного рынка.

Одной из реальных причин кризиса в сельском хозяйстве стала массовая мобилизация, прошедшая в стране в августе – в разгар уборочного сезона. Деревня лишилась в первый же год войны 7,5 млн.работников, все железные дороги были забиты составами с солдатами и вооружением, что создавало серьезные препятствия на пути поставок продовольствия в города. Именно нехватка рабочих рук стала первой и основной причиной продовольственного кризиса и дефицита в годы войны. Это неизбежно вело к сокращению посевов и сбора зерновых. К концу войны до трети хозяйств испытывали недостаток работников.

Отправка русских солдат на фронт. 1914 г.

Однако читатели должны понимать, что в России того времени существовало два типа хозяйств — крестьянские и частновладельческие. Первые были ориентированы на прокорм только себя, а вторые – на продажу продукции. В ходе войны крестьянские хозяйства увеличивают посевные площади, чтобы хоть как-то выжить, помещичьи же и кулацкие хозяйства не были приспособлены к тяжелым условиям и, наоборот, сократили посевы, так как денег стало гораздо меньше. Именно сокращение производства в помещичьих латифундиях и стало одной из причин кризиса поставок продовольствия, потому что в 1913 г. они давали 75 % хлеба в стране. Нет рынка – нет смысла выращивать.

Какие еще факторы способствовали ухудшению ситуации? В их числе можно назвать малую пропускную способность железных дорог в стране. В военных условиях приоритет практически всегда отдавался составам с вооружением, в то время как поезда с продовольствием, предназначенным для той же армии, вынуждены были простаивать на станциях долгое время. Большинство составов, отправившееся на фронт, так и не вернулось обратно, что повлекло за собой еще более тяжелые последствия.

Первые два года войны были еще терпимы. Запас прочности экономики империи постепенно иссякал и с осени 1915 года прослеживаются более сильные проявления кризиса.

1916 год считается началом полномасштабного продовольственного кризиса. Предыдущий год, ознаменовавшийся крупным отступлением русской армии, потерей ряда регионов на западе страны, дополнительной мобилизацией не мог пагубно не отразиться на и без того плачевном состоянии экономики. Транспортная проблема достигает своего пика, начинаются перебои в движении поездов даже в районах, удаленных от театра военных действий. К примеру, в январе и феврале на неделю в каждом месяце прекращалось сообщение между Москвой и Петроградом, что объясняется переброской большей части составов на линию фронта.

Наглядно ситуацию иллюстрируют статистические данные, представленные Московской городской управой 1 марта названного года. С декабря 1915 по февраль 1916 г. Поступление ржи и пшеницы уменьшается втрое, с мясом дела также обстояли крайне тяжело. Эти условия побудили установить летом того же года твердые цены на мясо и скот.

В конце 1916 г. царское правительство в условиях катастрофической ситуации с поставками продовольствия вынуждено пойти на необычные меры – введение продразверстки. Под этим термином понимается разверстывание, то есть распространение по стране нормативов сдачи хлеба и другой сельскохозяйственной продукции. Кроме того, государство в таком случае вводит твердые цены на хлеб, что противоречит интересам производителей, которые, естественно, хотели продать зерно подороже.

В общественном сознании термин «продразверстка» ассоциируется прежде всего с большевистской политикой в период «военного коммунизма».

Продразверстка в конце 1916 года

На губернии были наложены заведомо невыполнимые обязательства. Так, Воронежская губерния должна была сдать за восемь месяцев с начала продразверстки (со 2-го декабря 1916 г.) около 50 млн.пудов зерна, в то время как в мирное время губерния производила максимум 30 млн.пудов в год. Попытки лишить крестьян последних запасов натолкнулись на случаи массового неповиновения, утаивания запасов. Даже черноземная губерния не могла себе позволить такое, не говоря уже о менее плодородных регионах.

Длившаяся всего несколько месяцев политика более жесткого сбора продовольствия потерпела полный крах. Председатель Государственной Думы М.В. Родзянко перед самой революцией написал императору:

«Разверстка, предпринятая министерством земледелия, определенно не удалась. Вот цифры, характеризующие ход последней. Предполагалось разверстать 772 млн пудов. Из них по 23 января было теоретически разверстано: 1) губернскими земствами 643 млн пуд., т. е. на 129 млн пудов менее предположенного, 2) уездными земствами 228 млн пуд. и, наконец, 3) волостями только 4 млн пуд. Эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки…»

Результаты продовольственного кризиса зимой 1916/17 гг. хорошо известны. Страшная нехватка продовольствия охватила не только Петроград, но и всю страну. Данные свидетельствуют о том, что во многих районах в магазинах не было даже черного хлеба. В начале 1917 г. Городской голова Саранска просил прислать из Петрограда ржаной муки. На телеграмме другой чиновник оставил приписку «Это в Пензенской-то губернии!». Имеется в виду высокая урожайность в губернии до войны.

Но обратимся непосредственно к катастрофической ситуации, наступившей в Петрограде в январе-феврале и приведшей к радикальным переменам. 9 января, в годовщину Кровавого воскресенья, началась стачка 112 предприятий Петрограда, вызванная невыносимыми условиями труда. 14 февраля бастовало более 80 тыс.рабочих столицы. С тех пор стачки и демонстрации не прекращались ни на день. Петроград страдал от неумеренной спекуляции на продукты. Так в конце февраля мешок ржаной муки стоил 120 рублей при новогодней цене в 25 р. Средняя продолжительность нахождения в очереди возросла до 3-4 часов. Вознаграждением за простой на морозе был зачастую хлеб очень низкого качества с добавлением разных сомнительных ингредиентов.

Газета «Копейка» от 5 февраля пишет, что «решено на Масленой неделе на 1-й, 4-й и 7-й неделях поста совершенно прекратить продажу мяса для населения и отпускать его лишь лазаретам. Для питания населения выпущена на рынок рыба». Та же газета докладывает 10 февраля, что «кризис немного ослабел». Под этим подразумевается, что в центральных районах города хлеба стало больше, зато за Невой доходило до драк покупателей с продавцами из-за продуктов. Ситуация неизбежно приближалась к своей развязке.

Хлебная очередь в Петрограде в 1917 г.

Попытки решить проблему снабжения были продолжены Временным правительством, которое ввело 25 марта хлебную монополию, означавшую полное изъятие всех запасов хлеба, которые оставались в руках крестьян. Эти вынужденные необходимые меры неизбежно вели к обострению и так непростой социальной обстановки в стране, в письмах крестьян в Петроград отчетливо прослеживается сильнейшее недовольство и осознание того факта, что другие слои населения несут гораздо менее тяжелые повинности, особенно после Февраля. Многие жители деревни опасались того, что это приведет к расколу и гражданской войне в стране, в чем были недалеки от истины.

Необходимо обратиться к опыту других воюющих стран как союзных, так и враждебных России. Существует устоявшееся мнение о большой схожести развития кризиса в Германии и России. Несмотря на более сильную экономику и промышленное развитие, страна, развязавшая мировую войну, испытывала гигантские трудности в плане продовольственного снабжения.

Разрыв внешнеэкономических связей и фактическое нахождение во враждебном окружении со всех сторон привели уже в 1915 г.к резкому снижению норм потребления основных продуктов: житель Германии получал тогда 250 г.хлеба в день. Это даже меньше, чем в России, где такой жесткий дефицит наступит через год с лишним. В остальном Россия и Германия испытывали одинаковые трудности: мобилизовано до 10 % населения; на продовольственный кризис наложился жесткий аграрный; самая голодная зима была 1916/1917 гг., она получила название «брюквенной» из-за питания исключительно овощами; война привела к революции и свержению строя. Аграрная страна, кормившая зерном всю Европу и индустриальная Германия, закупавшая сельскохозяйственную продукцию за рубежом оказались в одном положении.

Англия интересна тем, что кризис там отличался от российского и германского в силу другого типа экономики и островного положения. Огромные деньги ушли на конвоирование судов с продовольствием. Правительство выпускало колоссальное количество денежных знаков, что, естественно, привело к страшной инфляции и тяжелому положению в стране на ближайшие 10 лет.

Таким образом, опыт России не был уникальным, с подобной проблемой столкнулись почти все воюющие стороны. А мы можем выделить основные причины возникновения аграрного и продовольственного кризиса в России:

1. Массовая мобилизация крестьян в действующую армию;
2. Резкое сокращение поставок хлеба из частновладельческих хозяйств;
3. Транспортный хаос
4. Спекуляция, непродуманность организации снабжения.

Продукт, который дает высокий энергетический потенциал, не может не присутствовать в рационе воина. Война есть явление энергозатратное, связанное с неимоверными в мирное время нагрузками физического и психологического характера - на войне каждый миг может стать последним: "Атака без мясной порции - плохая атака"1. Поэтому в русской армии начала XX в. мясной паек составлял значительную величину. Для страны, где крестьянское население редко видело мясо на своем столе, это обстоятельство играло громадную роль в пищевом рационе военнослужащего. Перед первой мировой войной потребление мяса, по данным скотных боен, составляло 95,5 млн. пудов, или 22 фунта в год на человека2. При этом средний крестьянин потреблял не более 1,3 пуда (21 - 22 кг) мяса в год, а в армии норма составляла около 4 пудов (64 кг) в год. Помимо того, "по статистическим данным
опросов новобранцев оказывается, что 40% из них почти первый раз по поступлении на военную службу ели мясо..."3.
С началом первой мировой войны мясной паек в действующей армии являлся главным поставщиком калорий для бойца. Поэтому, военное ведомство пошло на его неоправданное повышение: если перед войной мясной паек составлял 1 фунт (410 г), то с ее началом уже - 1,5 фунта (615 г); каждый день армии требовалось более 17 тыс. голов крупного рогатого скота. Всего за войну количество израсходованного русской армией порционного скота достигло 32 млн. голов4. Но лишь первые три месяца войны армия могла пользоваться трофеями. С ноября 1914 г. снабжение фронта продовольствием и фуражом всецело зависит от подвоза из тыла (только летом 1915 г. войска пользовались эвакуируемым с оставляемой территории скотом)5.
Качество мяса, согласно принятым интендантством стандартам, было самое высокое. "Положение о продовольственных магазинах военного времени" от 30 сентября 1912 г. устанавливало следующие критерии: "Мясо должно быть вполне доброкачественное, свежее, от здорового, хорошо упитанного скота местной или привозных пород, без отнятия жира, как с наружной, так и внутренней частей туши. Сбой к приему допускается, но только от тех туш, которые принимаются в склад; по расчету - 2,5 пуда сбоя вместо 1 пуда мяса. Палец, приложенный к мясу, не овлажняется; реакция мяса кислая, ямка от нажатия пальца скоро выравнивается; на ощупь хорошее мясо должно быть упругое, в отличие от дурного мяса, которое представляется мокрым и дряблым. Цвет ни бледно-алый, ни насыщенно-красный, подходит к цвету поспевшей малины. Запах приятный мясной, слегка ароматный; затхлый запах мяса обнаруживается легче всего, если конец слабо нагретого ножа воткнуть до прикосновения костей и, вынув его, обнюхивать. К приему допускается и мороженое мясо, но только один раз замороженное. Оно должно иметь поверхность ровную, гладкую и покрытую как бы инеем. Цвет его бледно-серый, а от прикосновения пальца или горячего ножа появляется ярко красное пятно. Мясо плотно настолько, что трудно режется ножом; мясные волокна раздвинуты кристалликами замерзшей воды в чистом неокрашенном виде. Мясные туши в замерзшем виде, имеющие в некоторых местах на сухожилиях и на жире красные подтеки, признаются за туши, во второй раз замороженные".
Ввиду отсутствия специального продовольственного органа за снабжение фронта продуктами питания отвечало Министерство земледелия, глава которого в августе 1915 г. возглавил Особое Совещание (ОСОпп) по продовольствию. В отношении снабжения войск мясом, в феврале 1915 г. "Для смягчения мясного кризиса в Действующей армии Совет министров принял следующие решения: 1) Усилить закупки крупного рогатого скота в районах, ближайших к ТВД... 2) Стремиться к замене говяжьего мяса свининой и бараниной... 3) Уменьшить дачу мяса. Существующая на фронте 1,5-фунтовая дача мяса совершенно не отвечает обычному питанию огромного большинства населения страны и является несколько преувеличенной... 4) Развить заготовку солонины, которая является привычным предметом питания населения и легче других мясных продуктов переносит летнюю перевозку. 5) Расширить производство мясных консервов... 6) Учитывая возможность недостатка мяса, несмотря на все меры к усилению его заготовок, использовать для питания войск соленую, сушеную и вяленую рыбу, а также некоторые другие продукты, например, яйца, которые из-за отсутствия вывоза за границу, могут быть заготовлены в больших количествах"6.
Еще осенью 1914 г. часть мясного пайка вследствие транспортных затруднений стала выдаваться солониной, так как ее перевозка была легче и удобнее. Эволюция мясного пайка показывает его постепенное понижение. Приказ по армиям Северо-Западного фронта от 7 октября 1914 г. устанавливал паек в 3/4 фунта мяса и 1/4 фунта солонины. В марте 1915 г., когда Ставка поманила победой в Карпатах - фунт мяса на Юго-Западном фронте. Приказ от 17 мая 1915 г. на Северо-Западном фронте: 1/2 фунта мяса, 1/4 фунта солонины, а также "стоимость 1/4 ф. мяса обращать на улучшение пищи нижних чинов, приобретая те продукты, какие окажется возможно приобрести на местах". Это уже ниже нормы мирного времени. В январе 1916 г. видно улучшение:... 3/4 фунта мяса (307 г) для войскового района и 1/2 фунта (204 г) для тылового района. С 7 апреля 1916 г. и до конца войны мясной паек составлял 1/2 фунта мяса, "причем было разрешено засчитывать в счет мяса рыбу, а также мясные отходы"7.
Последняя норма - объективно возможный для страны предел выдачи мяса в действующей армии в ходе затяжной войны. Прежде всего, потому что гигантское разрастание численности Вооруженных сил грозило подорвать возможности отечественного животноводства. Уже в 1915 г. годовое потребление мяса армией составило 60% довоенного потребления всем населением России. В абсолютном выражении это были сравнительно небольшие цифры, однако они могли уничтожить отечественное стадо крупного рогатого скота. Кроме того, министр земледелия А. Н. Наумов отмечал, что мясное довольствие деревни возросло до 150% по сравнению с предвоенным периодом. После своей отставки, 1 июля 1916 г. в "Русском Слове" он опубликовал некоторые данные о состоянии продовольственного дела в России; в частности, что "следует ожидать недостатка в снабжении населения мясом. Но и здесь не может быть и речи о призраке голода, и в самом плохом случае населению придется примириться с необходимостью переносить некоторые лишения. Это уже признано армией, где уменьшена мясная порция. Тем больше может государство потребовать этого от населения, ибо мясной капитал, во имя интересов всей страны, необходимо беречь". Таким образом, в первые полтора года войны было нарушено хрупкое довоенное равновесие между производством и потреблением мяса, основанное на малом потреблении мясных продуктов российской деревней. То есть, даже при идеальной постановке продовольственного дела, кризис сложившейся системы был неизбежен; единственным выходом для покрытия образовавшегося и непрерывно углубляющегося недостатка мяса могло стать лишь сокращение его потребления.
Экономили, прежде всего, на фронте, где выдача мяса была централизована в виде пайка. Например, в конце июля 1916 г. на Западном фронте "в целях сохранения запаса живого скота, главнокомандующий фронтом приказал готовить пищу 2 раза в неделю из консервов и 1 раз в неделю - из рыбы. При закладке консервов в котел, считать одну порцию консервов за фунт мяса, то есть класть 1 порцию на двух человек"8. Экономия на каждой порции - 35 г мяса (паек в 410 г - вес консервов в 375 г), а на 1,5 млн. человек - 52,5 т в день. Средний вес скота в войсковых гуртах - 15 пудов (240 кг). Итого, ежедневная экономия составляла 220 коров - паек примерно 4 пехотных дивизий.
По окончании 1915 г. были произведены некоторые подсчеты. Согласно данным ОСОпп, за 18 месяцев войны было забито 10 млн. голов скота. Эта цифра составляла 20% годного для убоя скота по всей России, и 30% - по Европейской России. В то же время, годовой прирост составил 7 млн. голов. По расчетам, в 1913 г. в России насчитывалось 52,4 млн. голов крупного рогатого скота. Ежегодный прирост - 9 млн. голов, который и составлял потребление мирного времени. В первый год войны армия получила 5 млн. голов и еще 4 млн. потеряли в ходе Великого отступления. Таким образом, к октябрю 1915 г. количество крупного рогатого скота понизилось примерно до 43 млн. голов.
При этом и тыл повысил потребление ранее недоступных для него продуктов: мяса, сахара, масла, белого хлеба. Причина - "пайковые" выплаты от государства семьям солдат. Если до войны излишки денег уходили на налоги (налогообложение в Российской империи являлось максимально возможным для полунищей массы крестьянского населения страны), то теперь пайки выдавались деньгами в эквиваленте минимума потребительской корзины, а потому деревня смогла повышать свое потребление: "В лице армии и отрезвленной деревни... появился почти новый потребитель. Миллионы людей, которые до войны совсем не ели мяса или очень редко, стали его теперь получать, как необходимый продукт ежедневного питания"9. Потребление мяса в России повысилось с 0,3 (4,8 кг) до 4 - 5 (64 - 80 кг) пудов в год. В то же время, потребление мяса по сравнению с довоенным уровнем в Англии составило 62%, в Германии - 12%. Если даже учесть все погрешности, то в России население в целом стало есть мяса больше, чем в Германии, до войны являвшейся лидером по потреблению мяса (54 кг в год)10.
Поэтому, на второй год войны главной задачей власти стало сохранение мясного фонда. Военно-политическое руководство государства осознало, что при наличии существующей тенденции количество скота в стране будет уменьшаться, и чем дальше, тем все быстрее, в возрастающей прогрессии. Вооруженные силы увеличивались, потребление тыла - тоже, а между тем количество репродуктивного скота уменьшалось, так как именно он шел на мясо. Выход был только один - сокращение потребления мяса в тылу и на фронте, впредь до упрочнения сложившейся ситуации со скотом.
1 марта 1915 г. решили произвести сплошную перепись всех видов скота и в первую очередь в тех губерниях, в которых уже назначена его поставка в армию. Ставка в этот момент требовала от тыла по 15 тыс. голов крупного рогатого скота ежедневно. Совет Министров признал возможным подавать не более 5 тыс. голов, предложив Ставке производить закупки в ближайших к театру военных действий районах. Скупка скота производилась под угрозой реквизиции в случае отказа от продажи его по уменьшенным по сравнению с товарными ценам. Поэтому, дело поставки скота и мяса для нужд армии взяли на себя земства, "...дабы не допустить, по выражению Министерства земледелия, реквизиции скота другими, мало осведомленными с местными условиями организациями, ввиду неизбежных при таких реквизициях непланомерностей, ведущих к расстройству хозяйственной жизни"11.
В том же 1915 г. в целях сохранения отечественного скотоводства от истощения, на основании постановления Совмина, организовали несколько Особых экспедиций на окраины империи и нейтральные страны Востока. К делу снабжения воюющей империи подключались Сибирь, Туркестан, Семиречье, Персия, Монголия, Маньчжурия и даже Австралия. Наиболее крупной из них стала Особая экспедиция ученого, полковника П. К. Козлова для закупок скота в Монголии и некоторых районах Сибири. Это мероприятие было задумано для пополнения мясного запаса армии монгольским скотом и, тем самым, для сохранения отечественного скотоводства от угрожаемого истощения, в связи с резко возросшими потребностями армии. Еще до этого экспедиция полковника Карцова закупила в Монголии 90 тыс. голов скота. С июля 1915 г. по 1 января 1916 г. экспедиция заготовила до 600 тыс. пудов говядины и баранины; в 1916 г. - свыше 1 млн. пудов. Но и эта цифра была всего лишь 1/19 частью от общей потребности страны в мясе на 1917 г., в котором предполагалось получить из Азии до 4 млн. пудов мяса12.
Наряду с централизованными закупками, ОСОпп выступило инициатором подключения к делу заготовки продуктов земских органов. В заседании 6 февраля 1916 г. было постановлено произвести предварительные действия, связанные с регулированием мясоснабжения: обратиться к губернским земствам с просьбой выработки твердых цен на скот и мясо в соответствии с местными условиями; просить земства указать приблизительное количество взрослого скота, который может быть взят в губернии без серьезного ущерба для местного хозяйства; привлечь к обязательной поставке скота для нужд армии население всех губерний и соответственно с этим выработать план обязательных закупок скота земствами или органами, их заменяющими; предоставить земствам исключительное право запрещать, регулировать и разрешать вывоз скота и мяса из пределов губернии. Тем самым, уже в начале 1916 г. считалось, что должен быть выработан план обязательных закупок, так как к поставкам мяса привлекалось население всех губерний и областей империи13. Это стало одним из первых шагов на пути к разверстке скота.
16 февраля 1916 г. Минзем сообщил, что фронт требует более 100 тыс. пудов мяса вдень. Следовательно, с учетом запасов, до 1 января 1917 г. потребуется около 3,5 млн. голов скота. Так как свободной закупкой скот добыть уже нельзя, то необходимы обязательные поставки, исполнение каковых, в свою очередь, требует введения твердых цен на мясо и скот. Было решено, что твердые цены на скот и мясо вырабатываются губернскими земствами, и затем утверждаются ОСОпп. Министерство земледелия определяет количество скота для армии в разверстании на каждую губернию, затем губернские органы разверстывают по уездам, а те - по волостям. Отчуждение скота должно происходить по твердым ценам, которые устанавливаются, "как на пуд живого веса, так и на пуд битого мяса". Разверстка должна производиться по параметрам крупного рогатого скота, но приветствуется его замена овцами и свиньями, примерно пуд за пуд убойного веса. Требование - не менее 15 пудов веса, не моложе 1,5 лет.
Также в феврале 1916 г., когда недостаток мяса становится уже повседневным фактором городской жизни, в МВД посыпались предложения о лишении мяса военнопленных, в связи с тем, что русские пленные в Германии и Австро-Венгрии мяса вовсе не получают. В России же пленные получают мясо ежедневно, в том числе и в посты14. Однако "экономия" на пленных могла дать не более 2% всего количества (на питание пленных в 1917 г. отводилось 1 461 500 пудов мяса)15.
Твердые цены на скот и мясо были введены 19 мая 1916 года. В середине июня основные цены на мясо 15-типудовых животных были утверждены в размере 7 руб. за пуд, а в начале 1917 г. достигли 8,60 - 8,80 рублей16. На сибирский скот с 12 сентября по 31 декабря 1916 г. твердая цена устанавливалась в 4,40 - 4,80 руб. при живом весе от 10 до 15 пудов. Уже 16 июля вводится "разрешительная система убоя скота и его подвоза", запрещавшая производить убой скота с понедельника по четверг включительно. Со вторника по четверг запрещалась продажа мясных продуктов и мяса. Мясопустные дни в армии давали экономию 1,6 кг в неделю на человека. В год армия экономила 984 тыс. тонн мяса, что составляло "около 75% прежнего общего потребления мяса страной"17. Правда, контроль за мясопустными днями, по существу, был возможен только в Вооруженных силах, где люди получали казенный паек. Регулирование потребления в тылу отставало от тех требований, что выдвигались властями всех уровней. Так, в городах люди запасались мясом на неделю вперед, фактически игнорируя те нормы запрета убоя скота и продажи мясных продуктов, что были приняты в июле 1916 года. Контроль за деревней был и вовсе невозможен, тем более, что армия и село составляли 4/5 всех потребителей.
Правительство старалось решить проблему в зоне своей ответственности. Самой действенной мерой могло быть понижение потребления мяса до предвоенного уровня. Министр земледелия Наумов действовал посредством организации совместной деятельности центральных и местных органов власти. Широкое привлечение земских органов обеспечивало не только низовую поддержку правительственных мероприятий, но и контроль за исполнением решений ОСОпп. Только для потребностей армии в 1916 г. годовой план отводил наряд в 40,8 млн. пудов18. Наряды распределялись по степени обеспеченности населения (на 100 душ и на 1000 десятин земли) и характеру скотоводства.
Одной из таких структур стали съезды представителей местных органов регионов Российской империи, привлеченных к заготовке скота для армии, и уполномоченных Министерства земледелия. Например, 6 мая 1916 г. прошел съезд центрального района под председательством главы Орловской губернской земской управы С. Н. Маслова. Были представлены Калужская, Московская, Орловская, Пензенская, Рязанская, Тамбовская, Тульская губернии. В заключении комиссии съезда отмечалось: "...так как количество мяса, потребного в настоящее время для армии, значительно превышает нормальную отпускную способность тех местностей, из которых мясо может быть взято, то... [необходимо] принять все меры к низведению до возможно низших пределов его потребления среди тех групп или классов населения, которые ближайшего отношения к отечественной обороне не имеют". Съездом предлагалось пересмотреть сокращение мясного довольствия тыловиков, военнослужащих находящихся в пути воинских эшелонов, военнопленных19. Отдельно проходило сокращение потребления мяса населением. Причем предложения о сокращении потребления мяса не затрагивали фронт.
Дабы не зависеть всецело от подвоза продфуражных эшелонов, военные власти запретили перемещение из областей, подчиненных фронту, любых продуктов. Так, постановление по Минскому военному округу от 23 мая 1916 г. сообщало населению: "Воспрещается вывоз за пределы округа и каждого уезда всех губерний, входящих в район Минского военного округа, крупного и мелкого скота и убойного мяса от этого скота"20. С начала 1916 г. широкое распространение получила практика реквизиции скота в губерниях фронтового района, которые по сравнению с 1914 г. отодвинулись далеко на восток. На просьбы губернаторов и управ отменить реквизиционные мероприятия "во избежание обездоления населения" военное ведомство реагировало ссылками на состояние транспорта. По мнению военного министра, вопрос реквизиций напрямую зависел от подачи мяса на фронт, то есть от возможностей железных дорог: недостаточное поступление мяса на фронт из глубины империи автоматически приводило к реквизициям в прифронтовых губерниях.
Монополизация государства на мясные продукты распространилась и на животные жиры. 14 августа 1914 г. Военный Совет разрешил увеличенную дачу сала солдатам "на все время войны" в размере 17 золотых (71,4 г) для тыловых учреждений действующей армии и 25 золотых (107,5 г) для передовых частей. Норма мирного времени - 21 г жиров. К апрелю 1915 г. норма была понижена до 16 золотых в войсковом районе и 10 золотых в тыловом21. В 1916 г. ежедневная дача жиров составляла 42 грамма. Теперь на жиры, как и на мясо, стало распространяться реквизиционное право: циркуляром от 3 августа министр земледелия приказал в случае невозможности закупки, реквизировать сало по установленным ценам22. Однако в конце 1916 г. МПС заявило о невозможности "систематического пропуска из Сибири ни одного вагона со скотом или мясом", хотя потребность войск в жирах удовлетворялась по преимуществу сибирским маслом и салом. Упавшая провозоспособность сибирской линии заставила обратиться к частичной замене на фронте животных жиров на поставки растительных масел23. Кроме того, в начале 1917 г. военными властями намечались мероприятия по распространению опытной дачи рыбного жира, очищаемого по заграничному способу24.
Таким образом, в 1916 г. снижением пайка и введением постных дней удалось понизить потребность Вооруженных сил в мясе и наладить относительно благополучное довольствие войск. Ежедневная потребность армии в мясе в 1914 г. - 187,5 тыс. пудов (3073,7 т) или 17 тыс. голов крупного рогатого скота. В 1915 г. - 150 тыс. пудов (2459 т) или 14 тыс. голов. В 1916 г. - 120 тыс. пудов (1967 т.) или 10 900 голов. В 1917 г. - 112,5 тыс. пудов или 10 300 голов25. Количество скота, поставляемого на фронт, постоянно сокращалось. Но если армия увеличивалась в количестве, то мясной паек для солдат уменьшался, отсюда и общее уменьшение цифры потребления.
Одновременно, запретительные меры в тылу также должны были способствовать сохранению животноводческого фонда страны. Данные сельскохозяйственной переписи 1916 г. показали готовность государства к продолжению борьбы. Не считая молодняка, перепись отметила наличие в России 17 294 942 лошади, 29 937 141 голову крупного рогатого скота, 1 433 709 коз, 49 877 701 овцу, 12 166 883 свиньи. Это означало, что "наше мясное хозяйство, в общем, не испытывало того близкого к катастрофе критического состояния, которое можно было предположить на основании данных "Особого Совещания". В особенности, неверно указание на то, что возросшее потребление мяса затронуло наш мясной капитал..."26. Как видно, принятые достаточно своевременно меры дали плоды. Даже при некотором увеличении мясного потребления наличного запаса крупного рогатого скота хватало для обеспечения войск, а молодняк предполагал перспективу развития.
Однако взятие на себя государством обязательств по продовольственному обеспечению населения страны зимой 1916 - 1917 гг. лишь усложнило обстановку. В декабре Минзем получил справку из МВД, где признавалась необходимость разверстки крупного рогатого скота. Проведение разверстки подразумевалось с учетом того, что будут приняты "в соображение данные последней Всероссийской сельскохозяйственной переписи", а сама разверстка будет поставлена "в соответствие с общими сельскохозяйственными условиями и характером скотоводства отдельных районов"27. Особое Совещание поддержало идею разверстки. Было решено установить общий объем заготовки скота и мяса, а затем предполагалось разверстать общее число по территориальным единицам от губерний до отдельных хозяйств.
С конца 1916 г. наряды уполномоченным на местах даются Минземом на основании плана, вырабатываемого на Совещаниях по вопросам снабжения армии продовольствием и фуражом и по урегулированию перевозок, проводившихся в Ставке и не подлежавших изменению без указаний Главного полевого интенданта28. Сообразуясь с требованиями Особого Совещания и Главноуполномоченного ОСОпп Н. А. Мельникова, управляющий Министерством земледелия А. А. Риттих 18 января 1917 г. назначил заготовки на январь-февраль. 45 губерний и областей Центральной России должны были поставить 9 530 284 пуда мяса и 780 610 пудов свиного сала29. Львиная доля поставок в Центральной России легла на плечи черноземных губерний, где крупный рогатый скот, в отличие от промышленных губерний, не являлся преимущественно молочным.
Уполномоченные по заготовке мяса для армии столкнулись с рядом трудностей в выполнении заданий. Перед заготовителями встали такие препятствия как: вывоз мяса и перегон скота из губерний фронтового района в соседние местности, где мясо можно было либо перепродать в город по "вольным" ценам, либо уберечь от непосредственной реквизиции; резкое сокращение количества скота, могущего быть реквизированным без нарушения интересов владельцев, согласно законодательству, так как реквизиции не подлежал крупный рогатый скот (говядина) в однокоровных хозяйствах, племенной, улучшенный и молочный скот, а также молодняк30. Власти заботились о перспективе сохранения отечественного стада, но зато заготовительные организации наткнулись здесь на малопреодолимые препятствия, так как требования Центра не совпадали с возможностями регионов. Ряд губерний европейской России упорно отказывался от поставок скота, согласно требованиям Особого Совещания. Особенно местные власти просили об освобождении от фронтовых поставок, указывая, что, в противном случае, губернии совершенно лишатся скота. Например, Тульская губернская земская Управа определяла максимальное количество скота, могущего быть реквизированным в 1917 г. в 10 тыс. голов. Мельников же требовал 51 993 головы31. Налицо очевидное расхождение между потребностями армии и населения, а, соответственно, проистекающими отсюда запросами государства и возможностями страны по удовлетворению этих потребностей.
Но и ОСОпп не могло снизить требований. Определяя общий запас мяса на 1917 г. свинины 80 млн. пудов, Особое Совещание установило потребность в размере 76 499 600 пудов, в том числе: армии - 43 млн. (56, 2%); тыловым войскам - 6,6 млн. (8,6%); внутренним округам - 3,9 млн. (5,1%); флоту - 0,9 млн. (1,2%); всего войскам - 54,4 млн. (71,1%)32. Наличный скот, известный по данным сельскохозяйственной переписи 1916 г. и уточненным спискам уполномоченных, объявлялся реквизированным, после чего не мог быть продан или куда-либо перемещен. Конечно, население противодействовало подобной практике, пытаясь сбыть скот на сторону по высоким ценам, справедливо принимая реквизиционную политику как противоречащую местным хозяйственным интересам. В результате "сразу начались трудности при выполнении нарядов поставок скота для армий". И уже губернаторы просили Минзем об издании "обязательного постановления о запрещении вывоза всякого рода рогатого скота и свиней в живом и битом виде, а равным образом воспретить перегон" скота из губернии в соседние33. Чтобы образовать запас мяса на зиму в начале декабря ряд губернаторов возбудили ходатайство перед МВД о разрешении предпраздничной торговли мясом в течение рождественской недели, начиная с 19 декабря. Особое Совещание разрешило убой скота и продажу мясопродуктов с 20 по 31 декабря включительно34.
В свою очередь военные власти, не желая вникнуть в проблемы тыла, настаивали на увеличении объема продовольственных грузов при одновременном сохранении прежнего числа эшелонов с людскими пополнениями, угрожая в случае отказа новыми реквизициями в прифронтовых губерниях. Реквизиции означали, что "скот и мясо местным воинским частям надлежит отпускать бесплатно под квитанции"35. Отменить же воинские реквизиции в войсковом районе ОСОпп не имело полномочий, отвечая на жалобы с мест, что отмена реквизиций "зависит исключительно от военных властей, к коим благоволите обратиться с ходатайством"36. Ставке и Особому Совещанию следовало договариваться.
На Совещании 16 декабря в Ставке генерал В. И. Гурко заявил, что фронту, кроме Кавказа, в день требуется 146 тыс. пудов мясных продуктов. В ответ главноуполномоченный Министерства земледелия Н. А. Мельников сказал, что "без ущерба для сельского хозяйства можно давать в день только 100 тыс. пудов мяса, так как доставка скота из Сибири по природным факторам пока невозможна. Недостаток можно восполнить рыбой. Из этого мяса, как минимум, четверть будет подаваться в живом виде". Далее Мельников отметил, что на откормочных пунктах Министерства земледелия находится до 13 тыс. голов скота, "а в отношении свиней установлена особая премия за каждый лишний пуд сверх 3 пудов до 11"37.
Треть запрашиваемой военными потребности не могла быть обеспечена вплоть до восстановления нормального железнодорожного сообщения с Западной Сибирью (районы уральского и алтайского животноводства), Восточной Сибирью (скот Бурятии, Монголии и Забайкалья), Дальним Востоком (грузы из Америки). Изъятие требуемого количества скота из сельского хозяйства европейской России было невозможно, дабы не надорвать его, а доставку из-за Урала не позволял осуществлять транспорт. Поезда с сибирским мясом стали подходить к фронтовым районам лишь в феврале. Тем не менее, население было взволновано слухами о гниющих на железных дорогах Сибири миллионах пудов мяса, что вредно отражалось на армейских заготовках в европейской части страны. Слухи о гниющем за Уралом мясе не исчезли и после опровержения Мельникова в "Новом времени" от 2 февраля 1917 года. Вполне вероятно, что эти слухи инспирировались, прежде всего, оппозиционными кругами. Например, в письме И. М. Иванова из Иркутска в Петроград Н. В. Некрасову от 6 января, говорится, что мясо "не вывозится", "два миллиона пудов обречено сгнить", а следствием стало упрочение домыслов о якобы готовящемся в придворных кулуарах сепаратном мире.
Следовательно, мясной паек солдат фронта (205 г), как минимум на треть, заменялся рыбой, или пролонгировался введением мясопустных дней. В действительности сокращение пайка было еще большим. Падение провозоспособности железных дорог, не могущих осуществлять одновременный подвоз продовольствия и войсковых эшелонов, побудило главнокомандующих фронтами самостоятельно повлиять на задачу снабжения своих армий. Например, 10 февраля 1917 г. главкосев генерал Н. В. Рузский в телеграмме в Совмин, Минзем и МПС указал, что "довольствие армии может считаться обеспеченным только при существовании двух условий: наличия на месте запаса продуктов определенной нормы и правильности подвоза". Эту норму главкосев определял как 15-суточную, указывая, что довольствие армий было поставлено "в угрожающее положение", а "недовоз мяса вынудил меня назначить реквизицию скота в прифронтовых губерниях". В то же время Рузский отстаивал свое право на реквизиции, доказывая, что разверстка "отнимает у меня последний резерв скота на весеннее время", а потому следует подвозить продовольствие из глубины страны38. Разумеется, это обвинение было явно несправедливым.
В тылу же поступали проще. Здесь, чтобы не оставлять личный состав запасных пехотных полков, гарнизонов, рабочих оборонных заводов и прочих без еды, были возможны прямые закупки продфуража у населения. Самостоятельные закупки военными властями запрещались ОСОпп, но уполномоченным приходилось закрывать глаза на самоснабжение, ибо допустить голод было нельзя. Напротив, иногда уполномоченные выделяли тыловым частям какую-то долю заготовленных продуктов, чтобы предотвратить кризис снабжения. Например, приказ по Тульскому гарнизону от 9 февраля 1917 г. говорил: "Ввиду переживаемого гарнизоном мясного кризиса, вследствие недостаточного количества передаваемого земством скота, окружным интендантом разрешено производить закупку, где окажется возможным, минимального количества свинины, баранины и солонины по существующим рыночным ценам"39. То есть, минимальные закупки разрешались интендантством Московского военного округа. Эти закупки, как представлялось, не должны были нарушить общего хода продфуражных заготовок Министерства земледелия, но зато спасали солдат от голода.
Проблемы снабжения не исчезли и после февральского переворота. Так, на совещании в Ставке 16 - 17 мая 1917 г. вновь был поставлен вопрос о недостаточности подвоза продовольствия на фронт. Помощник Главноуполномоченного по закупке мясных продуктов В. Н. Бреславец указал, что если брать в европейской России необходимые для армии 326 вагонов мяса, то это будет сделано лишь реквизициями "в ущерб сельскому хозяйству". Министерство земледелия смогло обещать муку и крупу сверх нормы, но мясо - все равно в половинном размере от требуемого военным ведомством40. Теперь предлагались следующие меры для ослабления дальнейшего падения мясного запаса страны: "а) замещение части говядины свининой; б) таковое же замещение говядины бараниной; в) введение в потребление населения зерен бобовых растений, богатых белковыми веществами; г) усиленное разведение домашней птицы; д) принятие экстренных мер воспособления выращиванию молодняка крупного рогатого скота"41. Однако спасти агонизировавшую под ударами войны, революции и внутренних противоречий власть уже ничто не могло. Хотя мясной паек в Вооруженных силах на протяжении войны оставался вполне достаточным, меры, предпринимаемые для этого, постепенно привели к истощению скотоводства, что стало залогом продовольственного кризиса, который ударил уже по революционным властям после февраля, а еще сильнее после октября 1917 года.

Примечания:
1. СВЕЧИН А. А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914 - 1918 гг., М. 2005, с. 56.
2. ЛИСКУН Е. Ф. Мясной вопрос в современной хозяйственной обстановке, Пг. 1917, с. 4.
3. Нашествие военного министерства на министерство путей сообщения. СПб. 1911, с. 26.
4. История тыла и снабжения русской армии. Калинин. 1955, с. 311.
5. См. напр.: ВЕВЕРН Б. В. 6-я батарея 1914 - 1917 гг. Париж. 1938, т. 2, с. 100, 103, 106.
6. ПОПОВ В. И. Довольствие мясом русской армии в Первую мировую войну 1914 - 1918 гг. (по архивным материалам). М. 1942, с. 14.
7. ОСТРОВСКИЙ А. В. Государственно-капиталистические и кооперативные тенденции в экономике России: 1914 - 1917 гг. - Россия и Первая мировая война (материалы международного научного коллоквиума). СПб. 1999, с. 487.
8. СМАРЖЕВСКАЯ И. И. Гренадеры. М. 2002, с. 88.
9. ПОЛОНСКИЙ Г. Регулирующие мероприятия правительственной и общественной власти в хозяйственной жизни за время войны. Пг. 1917, с. 27.
10. ДИКС А. Война и народное хозяйство по опыту Германии в мировую войну 1914 - 1919 гг. М. 1926, с. 68.
11. Материалы по вопросам организации продовольственного дела. М. 1917, вып. 7, с. 5.
12. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 1779, оп. 1, д. 1527, л. 1.
13. ГАРФ, ф. 6831, оп. 1, д. 144, л. 6 - 7об.
14. Российский государственный Военно-исторический архив (РГВИА), ф. 369, оп. 1, д. 57, л. 14.
15. ГАРФ, ф. 6831, оп. 1, д. 131, л. 11об.
16. Там же, д. 44, л. 27, 41; д. 68, л. 33об.
17. БУКШПАН Я. М. Военно-хозяйственная политика. М.-Л. 1929, с. 162.
18. Подробнее см.: БРЕСЛАВЕЦ В. Н. Снабжение армии и населения мясом. 1914 - 1918 год. М. 1918, с. 13 - 15, 43 - 45.
19. ГАРФ, ф. 1797, оп. 1, д. 417, л. 46 - 48.
20. Там же, д. 430, л. 85.
21. Военно-санитарный сборник Юго-Западного фронта. Бердичев. 1915. N 1, с. 29, 30.
22. Государственный архив Тульской области (ГАТО), ф. 1122, оп. 1, д. 7, л. 93.
23. Журнал Совещания в Ставке по вопросам снабжения армии 15 - 16 декабря 1916 г. Б. м. 1917, с. 7; ГАРФ, ф. 1797, оп. 1, д. 387, л. 25.
24. ГАРФ, ф. 1797, оп. 1, д. 386, л. 15.
25. ПОПОВ В. И. Довольствие мясом русской армии в Первую мировую войну 1914 - 1918 гг. (по архивным материалам). М. 1942, с. 4.
26. ПОЛОНСКИЙ Г. Регулирующие мероприятия правительственной и общественной власти в хозяйственной жизни за время войны. Пг. 1917, с. 28.
27. ГАРФ, ф. 6831, оп. 1, д. 27, л. 11 - 13.
28. Там же, ф. 1797, оп. 1, д. 386, л. 12об. -14.
29. Там же, ф. 6809, оп. 1, д. 68, л. 65 - 67.
30. ГАТО, ф. 2260, оп. 1, д. 33, л. 209об. -210.
31. Там же, л. 210об. -212, ф. 1122, оп. 1, д. 9, л. 8 - 8об.
32. ГАРФ, ф. 6831, оп. 1, д. 131, л. Поб.
33. Там же, д. 38, л. 1.
34. Там же, д. 44, л. 226, 238.
35. Там же, ф. 1797, оп. 1, д. 430, л. 249.
36. Там же, л. 53.
37. Там же, д. 386, л. 15 - 16.
38. Там же, л. 166, 191, 195 - 197.
39. ГАТО, ф. 97, оп. 2, д. 1904, л. 353.
40. ГАРФ, ф. 1778, оп. 1, д. 312, л. 184об.
41. ЛИСКУН Е. Ф. Мясной вопрос в современной хозяйственной обстановке. Пг. 1917, с. 11.

О продовольственном кризисе, разразившемся в годы Первой мировой войны в России, нам известно по преимуществу как о перебоях с поставками хлеба в крупных городах, в основном в столице, в феврале 1917 года. Существовали ли подобные проблемы ранее и сохранились ли они позже? Если дальнейшим усилиям Временного правительства по снабжению городов продуктами первой необходимости просто уделяется мало внимания, то работы, посвященные возникновению и развитию продовольственного кризиса в царской России можно пересчитать по пальцам.

Закономерным результатом такого бессистемного подхода является представление о внезапно возникших перебоях в феврале 1917 и полном крахе снабжения и разрухе после Октябрьской революции как о разных, не связанных между собой явлениях. Что, конечно, оставляет широкое пространство для самых крайних, подчас совершенно конспирологических трактовок. Автору доводилось читать ряд работ, где доказывалось, что "хлебный бунт" в Петрограде зимой 1917 года явился результатом заговора, умышленного создания дефицита с целью вызвать народные волнения.

В действительности продовольственный кризис, вызванный рядом как объективных, так и субъективных причин, проявился в Российской империи уже в первый год войны. Фундаментальное исследование рынка продовольствия этого периода оставил нам член партии эсеров Н.Д.Кондратьев, занимавшийся вопросами продовольственного снабжения во Временном правительстве. Его работа «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции» была издана в 1922 году тиражом в 2 тыс. экземпляров и быстро стала библиографической редкостью. Переиздана она была лишь в 1991 году, и сегодня, благодаря массиву приведенных Кондратьевым данных, мы можем составить впечатление о процессах, происходивших в империи в период с 1914 по 1917 гг.

Материалы анкетирования, которое проводило "Особое совещание" по продовольствию, дают картину зарождения и развития кризиса снабжения. Так, по результатам опроса местных властей 659 городов империи, проведенного 1 октября 1915 года, о недостатке продовольственных продуктов вообще заявили 500 городов (75,8%), о недостатке ржи и ржаной муки - 348 (52,8%), о недостатке пшеницы и пшеничной муки - 334 (50,7%), о недостатке круп - 322 (48,8%).

Материалы анкетирования указывают общее число городов в стране - 784. Таким образом, данные "Особого совещания" можно считать наиболее полным срезом проблемы по Российской империи 1915 года. Они свидетельствуют, что как минимум три четверти городов испытывают нужду в продовольственных товарах на второй год войны.

Более обширное исследование, также относящееся к октябрю 1915 года, дает нам данные по 435 уездам страны. Из них о недостатке пшеницы и пшеничной муки заявляют 361, или 82%, о недостатке ржи или ржаной муки - 209, или 48% уездов.

Таким образом перед нами черты надвигающегося продовольственного кризиса 1915-1916 гг., который тем опаснее, что данные обследования приходятся на осень - октябрь месяц. Из самых простых соображений понятно, что максимальное количество зерна приходится на время сразу после сбора урожая - август-сентябрь, а минимальное - на весну и лето следующего года.

Рассмотрим процесс возникновения кризиса в динамике - определим момент его возникновения и этапы развития. Другое анкетирование дает нам результаты опроса городов по времени возникновения продовольственной нужды.

По ржаной муке - базовому продукту питания в Российской империи - из 200 прошедших анкетирование городов 45, или 22,5% заявляют, что возникновение недостатка пришлось на начало войны.
14 городов, или 7%, относят этот момент на конец 1914 года.
Начало 1915 года указали 20 городов, или 10% от общего числа. Дальше наблюдаем стабильно высокие показатели - весной 1915 года проблемы возникли в 41 городе (20,2%), летом в 34 (17%), осенью 1915-го - в 46, или 23% городов.

Аналогичную динамику дают нам опросы по недостатку пшеничной муки - 19,8% в начале войны, 8,3% в конце 1914-го, 7,9% в начале 1915 года, 15,8% весной, 27,7% летом, 22,5% осенью 1915 года.

Опросы по крупам, овсу и ячменю показывают аналогичные пропорции - начало войны приводит к недостатку продуктов примерно в 20 процентах опрошенных городов, по мере того, как первые истерические реакции на начало войны стихают, к зиме замирает и развитие продовольственного кризиса, но уже к весне 1915 года происходит резкий всплеск, стабильно нарастающий далее. Характерно, что мы не видим снижения динамики (или видим крайне незначительное снижение) к осени 1915 года - времени сбора урожая и максимального количества зерна в стране.

Что означают эти цифры? В первую очередь они свидетельствуют, что продовольственный кризис зародился в России с началом Первой мировой войны в 1914 году и получил свое развитие в дальнейшие годы. Данные опросов городов и уездов в октябре 1915 свидетельствуют о перетекании кризиса в 1916 год, и далее. Нет никаких оснований предполагать, что февральский кризис с хлебом в Петрограде явился обособленным явлением, а не следствием все развивающегося процесса.

Интересна нечеткая корреляция возникновения нужды в городах с урожаями, или отсутствие таковой. Это может свидетельствовать не о недостатке зерна, а о расстройстве системы распределения продуктов - в данном случае, хлебного рынка.

Действительно, Н.Д. Кондратьев отмечает, что зерна в период 1914-1915 гг. в стране было много. Запасы хлебов, исходя из баланса производства и потребления (без учета экспорта, который практически прекратился с началом войны), он оценивает следующим образом (в тыс. пуд.):

1914-1915 гг.: + 444 867,0
1915-1916 гг.: + 723 669,7
1916-1917 гг.: - 30 358,4
1917-1918 гг.: - 167 749,9

Хлеб в России, таким образом, был, его было даже больше, чем требовалось, исходя из обычных для страны норм потребления. 1915 год и вовсе оказался весьма урожайным. Дефицит возникает лишь с 1916 года и развивается в 17 и 18-м. Конечно, значительную часть хлеба потребляла отмобилизованная армия, но явно не весь.

Чтобы получить дополнительную информацию о динамике продовольственного кризиса, взглянем на рост цен на хлеб за этот период. Если средние осенние цены на зерно Европейской России за 1909-1913 годы принять за 100 процентов, в 1914 году получаем рост в 113% для ржи и 114% для пшеницы (данные для Нечерноземья). В 1915 году рост составил уже 182% для ржи и 180% для пшеницы, в 1916 – 282 и 240 процентов соответственно. В 1917 году – 1661% и 1826% от цен 1909-1913 годов.

Цены росли по экспоненте, несмотря на избыточность 1914 и 1915 годов. Перед нами яркое свидетельство либо спекулятивного роста цен при избыточности продукта, либо роста цен в условиях давления спроса при низком предложении. Это вновь может свидетельствовать о крахе обычных методов распределения товаров на рынке – в силу тех или иных причин. Которые мы и рассмотрим подробнее в следующей главе.

Примечания:
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 161.
там же, стр. 162.
там же, стр. 161.
там же, стр. 141
там же, стр. 147

http://users.livejournal.com/_lord_/1420910.html

Глава 10. Причины возникновения продовольственного кризиса

Продовольственный кризис складывался из ряда факторов, влияющих на экономику страны как каждый по отдельности, так и совместно.

Прежде всего, с началом Первой мировой войны в России прошел ряд мобилизаций, изъявших из экономики многие миллионы рабочих рук. Особенно болезненно это отразилось на деревне - у крестьян, в отличие от фабричных и заводских рабочих, не было "брони" от отправки на фронт.

Масштабы этого процесса можно оценить, исходя из роста численности российской армии. Если армия мирного времени состояла из 1 370 000 чел., то в 1914 году ее численность возросла до 6 485 000 чел., в 1915 году – до 11 695 000 чел., в 1916 году – 14 440 000 чел., в 1917 – 15 070 000 чел.

Для снабжения столь большой армии требовались огромные ресурсы. Но одновременно и естественно, изъятие столь большого числа рабочих рук из хозяйства не могло не сказаться на его продуктивности.

Во-вторых, в России началось сокращение посевных площадей. Как минимум на первом этапе оно не было напрямую связано с мобилизацией мужского населения в армию, в чем мы убедимся ниже, и должно рассматриваться как отдельный фактор.

Сокращение посевных площадей происходило как по причине оккупации ряда территорий, так и под влиянием внутренних факторов. Их необходимо разделить. Так, Н.Д. Кондратьев отмечает, что "оккупация определилась в более или менее полной форме к 1916 г.", что позволяет произвести оценку выбывших из оборота земель. Цифры таковы: общая посевная площадь в среднем за 1909-1913 гг. – 98 454 049,7 дес. Общая посевная площадь губерний, оккупированных к 1916 году – 8 588 467,2 дес. Таким образом под оккупацию попали 8,7% от общих посевных площадей империи. Цифра большая, но не смертельная.

Другой процесс происходил под влиянием внутренних политических и экономических факторов. Если взять общую посевную площадь (за вычетом оккупированных территорий) в 1909-1913 за 100%, динамика посевных площадей последующих лет предстанет перед нами в следующем виде:

1914 – 106,0%
1915 – 101,9%
1916 – 93,7%
1917 – 93,3%

"Общее сокращение посевной площади под влиянием политико-экономических факторов незначительно и дает к 1917 году всего 6,7%", - констатирует автор исследования.

Таким образом, сокращение посевных площадей само по себе еще не могло стать причиной продовольственного кризиса. Из чего же складывалась недостача продуктов питания, возникшая с 1914 года и стремительно развивающаяся впоследствии?

Немного проясняет вопрос взгляд на сокращение посевных площадей в зависимости от типа хозяйств - крестьянских и частновладельческих. Разница между ними в том, что первые были нацелены преимущественно на прокорм самих себя (в рамках хозяйства и общины), отправляя на рынок лишь невостребованные излишки. Их ближайший аналог - простая семья, ведущая собственное хозяйство. Вторые же были построены на принципах капиталистического предприятия, которое, используя наемную рабочую силу, нацелено на получение прибыли с продажи урожая. Оно не обязательно должно выглядеть как современная американская ферма - это может быть и помещичья латифундия, использующая крестьянские отработки, и зажиточный крестьянский двор, прикупивший дополнительно земли и обрабатывающий их с помощью наемных работников. В любом случае урожай с этой "излишней" земли предназначен исключительно на продажу - для хозяйства он просто избыточен, а сами эти земли обработать силами только хозяйства невозможно.

В целом по России без учета оккупированных территорий и Туркестана динамика посевных площадей по типу хозяйств будет выглядеть следующим образом: крестьянские хозяйства дают для 1914 года 107,1% к среднему показателю за 1909-13 гг, а частновладельческие - 103,3%. К 1915 году крестьянские хозяйства показывают рост посевных площадей - 121,2 процента, а частновладельческие - сокращение до 50,3%.

Аналогичная картина сохраняется почти для каждой части страны, взятой отдельно - для черноземной полосы, для Нечерноземья, для Кавказа. И лишь в Сибири частновладельческие хозяйства не сокращают посевных площадей.

«В высшей степени важно далее подчеркнуть, - пишет Кондратьев, - что сокращение посевной площади идет особенно стремительно в частновладельческих хозяйствах. И отмеченная выше относительная устойчивость посевной площади за первые два года войны относится исключительно за счет крестьянских хозяйств».

То есть крестьяне, лишившись рабочих рук, но хорошо представляя себе, что такое война, затягивают пояса и расширяют посевы - усилиями всей семьи, женщин, детей и стариков. А капиталистические хозяйства, также лишившись рабочих рук (мобилизация сказалась и на рынке рабочей силы), сокращают их. В этих хозяйствах некому затягивать пояса, они просто не приспособлены к работе в таких условиях.

Но главная проблема заключалась в том (и поэтому Кондратьев особенно обращает внимание на возникшее положение), что товарность зерна именно частновладельческих хозяйств была несоизмеримо выше крестьянской. К 1913 году помещичьи и зажиточные хозяйства давали до 75% всего товарного (идущего на рынок) хлеба в стране.

Сокращение именно этими хозяйствами посевных площадей давало существенное сокращение поступления хлеба на рынок. Крестьянские же хозяйства в очень большой степени кормили только сами себя.

Кстати, интересной темой для размышлений мог бы стать вопрос о том, что стало бы с Россией, удайся столыпинская аграрная реформа перед войной.

Наконец, третьим фактором, оказавшим серьезное влияние на формирование продовольственного кризиса, стала транспортная проблема.

В России исторически сложилось разделение регионов на производящие и потребляющие, или, в другой терминологии, на районы избытков и районы недостатков. Так, избыточны по хлебам были Таврическая губерния, Кубанская область, Херсонская губерния, Донская область, Самарская, Екатеринославская губернии, Терская область, Ставропольская губерния и другие.

Недостаточными являлись Петроградская, Московская, Архангельская, Владимирская, Тверская губернии, Восточная Сибирь, Костромская, Астраханская, Калужская, Новгородская Нижегородская, Ярославская губернии и другие.

Таким образом, огрубляя, важнейшие районы избытков лежали на юго-востоке Европейской России, районы недостатков - на северо-западе. Соответственно этой географии складывались в стране и рынки - производительные и потребительские, а также выстраивались торговые пути, распределяющие потоки хлебных грузов.

Основным средством транспорта, обслуживающим продовольственный рынок в России, являлся железнодорожный. Водный транспорт, исполняя лишь вспомогательную роль, не мог соперничать с железнодорожным ни в силу развития, ни в силу географической локализации.

С началом Первой мировой войны именно на долю железнодорожного транспорта пришлось подавляющее большинство перевозок - как огромных масс людей по мобилизации, так и титанических объемов продуктов, амуниции, обмундирования для их снабжения. Водный транспорт ничем не мог помочь на западном направлении в силу естественных географических причин - водных артерий, связывающих восток и запад России, просто не существуют.

С началом мобилизации железные дороги западного района - почти 33% всей железнодорожной сети - были выделены в ведение Военно-полевого управления практически исключительно для военных нужд. Для этих же нужд в западный район была передана значительная часть подвижного состава. Управление железными дорогами было, таким образом, разделено между военными и гражданскими властями.

Никогда и нигде многовластие не доводило до добра. Мало того, что на восточный район легла вся тяжесть снабжения западного мобилизованного района. Из западного района перестал возвращаться обратно подвижной состав. Возможно, он был куда более необходим в прифронтовой полосе - даже наверняка. Но такого рода вопросы требовали единого центра принятия решений, с трезвой оценкой всех плюсов и минусов. В нашем же случае к лету 1915 года задолжность западного района перед восточным достигла 34 900 вагонов .

Перед нами открывается одна из важнейших причин продовольственного кризиса - железнодорожные магистрали, обеспечивая огромные по масштабам военные поставки и испытывая острую нехватку подвижного состава, не могли справиться с нуждами гражданского сообщения.

В реальности из-за неразберихи, отсутствия единого руководства, изменения всего графика движения и мобилизации части подвижного состава перевозки в стране падали в целом. Если принять за 100 процентов среднее количество перевозок за 1911-1913 гг., то уже во втором полугодии 1914 их объем составил 88,5% от довоенного уровня, а специальных хлебных перевозок - лишь 60,5%

"Столь значительные требования войны к железным дорогам, - констатирует Кондратьев, - привели к тому, что основные железнодорожные артерии страны, связывающие главнейшие районы избытков продовольственных продуктов с потребляющими центрами внутри страны, оказались уже к концу первого года войны или совершенно недоступными для частных коммерческих грузов.., или доступ этот был крайне затруднен" .

Рынок продовольствия в России рухнул. Вот где причина возникновения недостатка продуктов питания с первого года войны при излишках хлеба, вот причина лавинообразного роста цен. Здесь же кроется одна из причин сокращения посевных площадей - если нет рынка, нет смысла и выращивать.

Аналогичные проблемы возникли и у промышленности - развалилось частное, а по большому счету и общее снабжение сырьем и топливом. Если у оборонных заводов в этой ситуации оставался шанс остаться на плаву (он исчез в 1916 г., о чем ниже), то для остальных предприятий без общей милитаризации экономики перспективы выглядели крайне безрадостно.

При этом за одной большой проблемой скрывалась не меньшая, если не большая по величине. Стараясь хоть как-то компенсировать недостачу вагонов и локомотивов, а также все падающие грузоперевозки, железнодорожники значительно, сверх нормативов увеличивали использование наличного подвижного состава.

Как это часто бывает при эксплуатации сложных систем, в критических обстоятельствах велик соблазн вывести их на сверхнормативные режимы работы, выжать по максимуму, разогнать до предела, добившись временной компенсации возникших потерь. Вот только система, достигнув определенного порога возможностей, неизбежно и безвозвратно идет вразнос.

Что-то подобное произошло с железнодорожным транспортном в Российской империи. "Возрастает средний суточный пробег наличного товарного вагона и паровоза... Возрастает количество погруженных и принятых вагонов и общий пробег их.., - пишет Кондратьев. - Повышение работы идет вплоть до пятого полугодия войны, до июня-декабря 1916 г., когда наступает перелом к ухудшению".

Примечания:
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 158
там же, стр. 121
там же, стр. 121
там же, стр. 122
БСЭ, статья "Сельское хозяйство"
Н.Д. Кондратьев, «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». М.: «Наука», 1991. Стр. 96
там же, стр. 136
там же, стр. 137
там же, стр. 136
там же, стр. 137
там же, стр. 138

http://users.livejournal.com/_lord_/1421216.html